Ein Stein mit dem Schimmer einer Blume
Вторая часть
читать дальшеИтак, Ребенок, который начинается задолго до своего начала. «В тринадцать — она уже сновидит его»47. Да, тут Марина Цветаева права. Не знаю, она это чувствовала, или была знакома с какими-то исследованиями, но мысль уловлена правильно: есть инстинкт размножения. Он есть, и его нельзя не учитывать. Половое созревание девочки завершается как раз к двенадцати-тринадцати годам. У нее появляется нормально работающий аппарат, готовый к применению, и он начинает посылать свои позывы в мозг, организм, но чаще работает на подсознание... Чуть раньше, лет двести назад, даже в России можно было выйти замуж в десять-двенадцать лет. (Например, матери А.Грибоедова в момент его рождения было 13 лет, отцу — 52). И в нынешнее время в слаборазвитых племенах, двенадцатилетний возраст девочки считают достаточным для вступления в брак и продолжения рода. Не скажу, что это оправдано с точки зрения медицины, но так есть, так было. Кроме того, как известно, со средствами контрацепции в прошлом было туговато, соответственно, рожали чуть ли не каждый год, и если не умирали к 22-25 годам, то в 26-30 становились бабушками и в прямом, и переносном смысле. Организм изнашивался до предела, и любая болезнь могла довести еще молодую (по нынешним меркам) женщину до могилы. Сейчас, конечно же, проще. Во всех цивилизованных странах введен нижний возраст вступления в брак. У нас сейчас он снижен до 16 лет, а в крайних случаях — до 14-ти. Но не только это — при остановленных предприятиях снижение минимального возраста при поступлении на работу до 14 лет, отмена обязательного среднего образования (когда в Японии намечается переход ко всеобщему высшему) —похоже, что такова идеология Российского государства, направленная на уничтожение собственного народа.
Да, ладно, у каждого есть своя голова на плечах.
Для простоты анализа вернемся лет на двадцать назад — в светлое социалистическое прошлое — застой. Если кто не знает, то показ обнаженной задницы на экране в течение 5 секунд, означал, что этот фильм «Детям до шестнадцати...», и половина девчонок в десятом классе думала, что от поцелуев бывают дети... Были и такие времена. Что же происходит в таких условиях с инстинктом размножения? В тринадцать девочка может и сновидит, и где-то между ног чешется, но... Ни у кого расспросить или ни где прочитать нельзя. А приход первых месячных воспринимается как трагедия. И объяснение-предупреждение «любящей» свою доченьку мамы: «Если принесешь в подоле — своими руками придушу». Этим и заканчивается сексуальное воспитание девочки в семье. Все остальное — со двора, из школы, из пионерского лагеря... Где покажут, обучат, объяснят. Но многие ли могут воспринять это правильно, особенно в таком изложении...
С пятнадцати до семнадцати девушка мечтает о ребенке как об игрушке, который откуда-то возьмется, без ничьего вмешательства. Но близится восемнадцать, и скоро можно будет выйти замуж, то есть официально иметь мужчину. Выбор жениха необязательно начинается в этом возрасте, самые нетерпеливые начинают искать пораньше и, забеременев, через скандалы и унижения, добиваются брака или же идут на подпольные (или легальные) аборты или искусственные роды.
Восемнадцать минуло, и если не надо продолжать учиться, то ничего другого не остается, как выполнить это непреодолимое задание, поддаться инстинкту — родить. Сколько? Сколько было запрограммировано воспитанием, разговорами с мамой, телевизионными программами и т.д. Да, с тринадцати лет девушка — взрослая, более взрослая, чем сверстники-мальчики, потому что девушки знают, что им надо. Родить!!! Это знание толкает ее просто на «бандитские» поступки. Она уверенно говорит своему избраннику: «Я знаю, что нам надо». И этого достаточно. Он же никогда в жизни сам еще не принимал самостоятельных решений. Кто бы ему дал? Тем более, он всегда привык слушать и слушаться женщин: мама, бабушка, воспитательница в детском саду, учительница, сначала первая, потом все остальные, соответственно, потом — жена.
Мужчине ребенок нужен эпизодически, у него тоже бывает, что проявляется инстинкт продолжения рода, но это бывает нечасто, притом и недолго: в 23-24, 29-30, 37-38 лет... В это время он начинает подумывать о наследнике, но потом, если не получается, снова надолго о нем забывает. Если сравнивать по взрослости, то девушке 13-ти лет соответствует юноша 24-25 лет. До этого возраста если его и интересует противоположный пол, то только в мечтах, или как объект (туловище), куда можно справить сексуальную нужду. А если после этого появляется ребенок, то он как порядочный человек чаще всего вынужден жениться, что тоже вдолблено ему в голову воспитанием.
Но сейчас, на пороге третьего тысячелетия, когда порнуху показывают по всем каналам телевидения в любое (даже детское) время, когда прилавки завалены секс-продукцией на любой вкус, сейчас главный учитель по половому воспитанию — видик, который есть в каждом доме, с целой кучей порнокассет к нему. Дети же в основном предоставлены сами себе...
Идет самое смутное время в истории России — полный идеологический вакуум... Детей воспитывают бандиты и уголовники со страниц примитивных детективов вместе с Бивисом и Батхедом с экранов телевизоров. Культ халявных денег выдвигает новых кумиров для подражания: валютная проститутка или топ-модель, новый русский или мафиози — причем, это со стороны средств массовой информации, а, следовательно, и государства. В семье — еще хуже: родители, пропитанные отжившей коммунистической идеологией, даже не представляют, какие идеалы они могут воспитывать в своих детях... Ведь это же роль государства... Поэтому, даже в самой захудалой деревне сейчас редко найдешь четырнадцатилетнюю девственницу. Малолетние проститутки предлагают себя за мизерную плату: за пачку сигарет или пару пива готовы на все. Инстинкт вылез наружу в самой уродливой форме. Тем более в любом, более-менее посещаемом молодежью месте, всегда можно найти наркотики: от ЛСД до марихуаны... Причем, все это знают, но никому нет дела...
Хватит о грустном, пора возвращаться к «Письму к Амазонке». Да, силен инстинкт, еще сильнее моральные установки, связанные с деторождением. Вы видели женщину, которой за сорок и нет детей? Она же себя изводит так, что в сорок два у нее происходят необратимые гормональные изменения, и она физиологически становится бабушкой.
Но не это мы читаем в «Письме...». Здесь ребенок воспринимается и преподносится как единственный повод для разрыва, и как оправдание этого разрыва, в отношениях между двумя девушками. К их истории мы и перейдем.
«Здесь врага нет»48. Подруга не может олицетворять собой, противоположный пол, инопланетный, враждебный, агрессивный и т.д. И сразу же, наряду с заблуждением и основой для их дальнейшей размолвки, появляется мысль созидательная: есть я новая, полюбленная. Человек, который находится рядом с тобой, признается моим «Я», таким же, равным моему, «Я». Мое Эго, не только признает другое Эго, но и любит его. В том смысле, что «не надо было отрекаться от себя, чтобы стать женщиной, ей достаточно было лишь дать себе полную волю (спуститься до самых глубоких своих глубин) — лишь позволить себе быть. Ни ломки, ни дробления, ни бесчестья»49. То есть, если себе можно позволить все, то как же не позволить это же другой? Тем более что не надо хитрить, притворяться, прятаться, только позволить себе быть — быть Женщиной, быть той, кто ты есть. И только из-за того, что она доверилась подруге, доверила себе, просто дала себе полную волю.
«И — слово-итог:
О, я! О, милая я!»50
А заблуждение? Заблуждение не менее глобальное, чем все остальные: «Я новая, но спавшая внутри меня и разбуженная этой другой мной, вот этой предо мной, вынесенной за пределы меня»51. Здесь и происходит дробление, от которого бежит Марина: на худшее и лучшее, на душу и тело. «Я себя знаю как облупленную, и если взять от меня все, все, что во мне спит, самое лучшее, даже то, о чем я и не догадываюсь, отделить это и воплотить в другом человеке, то... Вот она предо мной... Как же можно такую не любить? Как ей не позволить все? А вслед за нею можно позволить это и себе» — так примерно думает девушка. Но, выделив лучшее из себя и воплотив это в той другой, что останется? Собственное ненавидящее сердце... и через некоторое время понимание того, что соединить себя и себя лучшую снова в единое целое — нельзя. Вот он и разрыв... Пока еще будущий, не проявленный...
В этом же «Письме», чуть далее, Марина Цветаева определяет взаимоотношения между двумя любящими женщинами как «ловушку Души». Девушке (по «Письму...» — Младшей) «хочется любить — но... она любила бы, если бы... (могла — НД). И вот она в объятиях подруги, прижавшись головой к груди, где обитает душа«52. Поначалу Марине удается любить, любить даже слишком. Прислушайтесь: «Слишком цельное целое. Слишком единое единство»53. «В данную минуту она счастлива и вольна, вольна любить сердцем, не телом, любить без страха, любить без боли.
А когда боль все же случается — оказывается, что это нисколько не боль. Боль — это <...> стыд, сожаление, угрызения, отвращение. Боль — это измена своей душе с мужчиной, своему детству — с врагом»54.
Все прекрасно, весь мир вокруг цветет, все слишком есть...
«Что скажут люди» не имеет никакого значения, не должно иметь никакого значения, ибо все, что они говорят, сказано зло, все, что они видят, увидено злобно. Злым глазом зависти, любопытства, безразличия. Людям нечего сказать, они погрязли в зле»55.
Это высказывание почти верно, в том смысле, что прислушиваться к общественному мнению, которое живет только в голове того, кто его слышит, бесполезно. Они (люди), все равно, ничего не знают и знать не хотят ни о ком, кроме себя, а до взаимоотношений других людей им, вообще, нет дела — посудачат и тут же забудут.. Ведь зависть, любопытство, безразличие людей опаляет не только однополые, но и разнополые пары. Единственное, что можно добавить для уточнения, слова Иисуса Христа из Нагорной проповеди: «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то всё тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?»56 Если бы Марина Цветаева любила себя, на нее не смотрели бы с такой ожесточенной злобой: «зло... злобно... злым... зле»57.
«Церковь и Государство? Им нечего возразить на это, пока они гонят и благословляют тысячи юношей на убийство друг друга»58.
Под этим смело подписываюсь. Да, церковь и государство нуждаются в несчастных людях. Иначе, как тогда можно управлять, как можно держать стадо в повиновении? Но любящий человек практически не подвластен разрушительному действию и этих давящих сил. Любое управление, строящееся на страхе, лжи и гордыне, все равно, обречено на провал.
Но, что мы читаем далее в «Письме...»? Далее снова, и только на основе заблуждений, эгоизма и гордыни самой М. Цветаевой идут размышления о Природе:
«Но что скажет, что говорит об этом природа, единственная карательница и защитница наших физических отступничеств? Природа говорит: нет. Запрещая сие в нас, она защищает самое себя, ее. Бог, запрещая в нас нечто, делает это из любви к нам, природа, запрещая в нас то же, делает это из любви к себе, из ненависти ко всему, что не она. Природа так же ненавидит монастырь, как и остров, к которому прибило голову Орфея. Она карает нас вырождением. Но в монастыре у нас есть Бог, чтобы просить его о помощи, на Острове же — только море, чтобы утопиться»59. Или чуть дальше: «Выбор или инстинкт?»60
Не сразу, а только через 16 лет, находится хоть какая-нибудь причина, чтобы оправдать свое неумение любить: «Это (ребенок) — единственная погрешность, единственная уязвимость, единственная брешь в том совершенном единстве, которое являют собой две любящие друг друга женщины«61. (Подчеркнуто мною — НД)
Возникла непредвиденная ситуация: «Все слишком есть»62, поэтому Марина и говорит: «Ей самой ничего больше не нужно, но слишком многое, но все в ней жаждет отдарить. — «Мне хотелось бы любить тебя маленькой» — точно то же говорит женщина: — Мне хотелось бы любить тебя маленьким. Еще тебя. Еще одну тебя. Тебя, порожденную мной. И, наконец, — тот безысходный, истошный, неодолимый вопль:—Ребенка от тебя!»63
Разберемся, зачем же ей в такой ситуации ребенок? Чего хочет Марина? Чтобы ее любимая раздвоилась и стала одновременно и Старшей и Младшей... Зачем? Есть ли на то причина? Конечно, есть. И это уже было описано.
Вспомним первые главы книги Бытие, связанные с первым грехопадением человека. Бог создал человека по образу и подобию Божиему, мужчину и женщину создал их. Значит, появился на земле человек сразу в двух видах, обоих полов. Мужчина и женщина были равны и совершенны. Но мужчина, возомнив себя первородным и т.д. и т.п., и только из-за того, что у него есть лишняя запчасть — животворящая, не принял предложения первой женщины (Лилит) быть равными. Он захотел сам первенствовать и «всем владети». И не получилось у них ничего. Оба были самодостаточны, поэтому просто игнорировали друг друга. Вот это и есть первое грехопадение. А раз не получилось равенства, то Бог взял одну из частей мужчины и сделал из нее помощника... и привел к нему. На этот раз, кровь от крови...
Жена, а не женщина. Ева, а не Лилит. Соответственно, как потом сказал фарисей Савл, глава жене — муж, а мужу — Христос. А все началось еще со времен сотворения мира. Адам принудил Бога быть рабовладельцем, а жене досталась роль рабыни. Сам же он оказался меж двух огней (с виду), а на самом деле, он, в принципе, никакой. Он — раб того, кого никогда не видел, не знал, не слышал... зато хочет, чтобы его почитали в своей семье за Бога. Однако в силу своей неспособности к любой ответственности, управлять он ни кем и ни чем не может — вот и достается вся власть по христианской вере — куску безмозглой кости, а по иудейской вере — неопределенной части тела, скорее всего, хвосту (другой ненужной части не нашел), то есть, Еве — жене. Отсюда: от установления отношений собственности на человека и иерархии в семье — и следуют все неприятности. И именно Адам своим первым грехопадением ввел их в мир. Дальнейшее грехопадение — это уже мелочи... Только для того, чтобы сама жена (Ева) не считала себя человеком.
Так и Марина хотела, чтобы ее любили и сверху, и снизу и желательно, чтобы это был еще один тот же человек. Чтобы она была Младшей у Старшей, а сама (как хотела бы) распоряжалась маленькой Старшей (ребенком), проявляя над ней неограниченную власть. Абсолютно деструктивное желание.
Почему же нельзя любить на равных? Зачем нужно это разделение? У меня есть одно предположение, что Марина не могла подчиняться никому, даже обстоятельствам, не то что человеку. И дать что-то даже любимой ей было так тяжело, так сложно. Поэтому, посчитав, что если бы она дала жизнь своей новой «Старшей», она могла бы всецело отдарить!!! Ведь однажды жизнь ее чуть не поставила в это положение старшей, в отношениях с Сонечкой Голлидей. И Марина, зная, чем это все закончится, когда не в роли Младшей она будет разводить подругу, а самой придется брать ответственность и только выполнять капризы Сонечки, она не смогла позволить себе больше, чем поцелуи при встрече и прощании, да братские обнимания...
Да, еще мне кажется, Марина никогда бы не влюбилась в женщину, имеющую детей — изревновалась бы. Любимую она хотела обрести «полностью» и ни с кем не делить. А ребенок только для того и существует, чтобы его любила собственная мать.
Как только появилась навязчивая мысль о ребенке, любовь двух девушек все более и более обесценивается. Сначала в ней звучит мотив материнской любви: «Причем непреложно — эта отчаянная жажда появляется у одной, младшей, той, которая более она. Старшей не нужен ребенок, для ее материнства есть подруга. — Ты моя подруга, ты мой бог, ты — мое все.
Но младшая хочет не быть любимым ребенком, а иметь ребенка, чтобы любить»64.
Не знаю я материнской любви в любовных отношениях, ее здесь быть не может. Это деградация, причем, инициированная Младшей. Я даже не встречал, чтобы матери, вообще, любили своих детей. Чаще всего это слепое обожание или изнуряющее соревнование сначала с мужем, свекровью, другими родственниками, потом со снохой или зятем за первое место в жизни своего чадушки. Да, матери кормят, одевают, учат, заботятся, иногда даже жертвуют собой или своим счастьем ради ребенка... Это и все? Это и есть любовь? По-моему, если это — не долг, то, по крайней мере, мазохизм (к себе) с изрядной долей садизма (к ребенку). Причем тут любовь?
Дальше — хуже: сначала ревность, потом ненависть... Но об этом позже. Есть одна очень хорошая фраза в «Письме»: «Надо сказать, что старшая боится сильнее, чем хочет ребенка другая»65 — вот она причина — страх. Младшей ребенок не нужен вовсе, и хочет она его только своим «чревом»66 (очень не нравится слово, но... по первоисточнику), то есть по своей скотской природе. Если человек не хочет быть человеком, то он должен деградировать — в скотину, которая не может свои желания контролировать, а действует только по своему животному инстинкту. Но, как правильно заметил Роберт А. Уилсон: «люди в буквальном смысле сражаются за выживание, что, несмотря на утверждения Дарвина, не свойственно ни одному животному. <...> только люди сражаются сознательно«. И как вывод: «большинство людей умирает от отравления адреналином»67.
А когда подчинение животным инстинктам становится подвигом, для которого годны все средства, то зачем же тогда божественная сущность, любовь, разум, совесть и т.д. и т.п.? Соответственно, желания одной стороны, вызывают ответные реакции с другой стороны. Так всегда во взаимоотношениях двух любящих людей: если один делает шаг навстречу, то второй человек делает такой же шаг навстречу, и, наоборот, стоит только подумать о чем-то, отбрасывающем в сторону или назад, то у другого сразу же, в тот же миг, появляется в голове аналогичная мысль — это же касается и действий. Вот как пишет Цветаева:
«Старшая как бы своеручно творит отчаяние подруги, превращая ее радость во вздох, вздох — в желанье, желанье — в одержимость. Одержимость старшей творит одержимость младшей. — Ты уйдешь, ты уйдешь, ты уйдешь. Тебе хочется иметь его от меня, тебе захочется его от первого встречного... — Ты опять думаешь об этом... — Ты поглядела на того мужчину. Чем не отец твоему ребенку! Уходи — ведь я не могу тебе его дать...
Наши опасения напоминают, наши страхи внушают, наши одержимости осуществляют. Вынужденная молчать, младшая думает о ребенке непрестанно, она ничего не видит вокруг, кроме молодых матерей с детьми на руках. И мысль, что у тебя никогда не будет такого, потому что никогда, никогда ты ее не покинешь. (В эту-то минуту она ее и покидает.)»68
Можно не обращать внимания на то, что всю вину Марина сваливает на Старшую, ведь себя она в паре с Соней Парнок считала себя Младшей. Но это ведь у нее же появилось такое желание — иметь ребенка и только потому, что у нее в голове существовало такое заблуждение: «Нельзя жить любовью. Единственное, что живет после любви — это Ребенок»69. Стоило бы только отказаться от этой мысли... Впрочем, сразу же нашлась бы другая. Так как существует «собственное ненавидяще сердце», причем с обеих сторон. У Цветаевой есть еще одна и вовсе вредная установка: «любовь и смерть, безотлучно стоящая подле»70. То есть, для Марины — что любовь, что смерть — это одного поля ягоды. И то и другое — запредельно, то есть, невозможно на этой земле, пока ты жив. А будет ли что-либо после смерти и что? А запредельное манит и влечет, но страх... Он не дает приблизиться ни к первой, ни ко второй...
И Младшая бежит, бежит сломя голову от своей любви, от своей женщины, не от Старшей, а от себя. Куда? Да куда глаза глядят... «Перед тем как уйти, ей захочется умереть. Потом, совсем умершая, ничего не понимая, ничего не желая, ни о чем не думая, движимая только одним и тройным жизненным инстинктом — молодость, дление, чрево, — она вдруг слышит свой смех и шутки в час никогда не пропускаемого свидания, на другом конце города — и жизни — неважно с кем — с мужем приятельницы или подчиненным отца, только бы это не была она.
Мужчина, после женщины, какая простота, какая доброта, какая открытость. Какая свобода! Какая чистота.
Потом будет конец. Начало любовника? Странствие по любовникам? Постоянство мужа?
Будет Ребенок»71.
Я, конечно, не понимаю, насколько девушке с мужчиной проще, чище, добрее, свободнее... Тем более, если «душа умерла» — для трупа... И не потом будет конец, конец уже наступил — «совсем умершая, ничего не понимая, ничего не желая, ни о чем не думая»72 — и это человек? Или голодная самка в поисках самца, любого, первого встречного, лишь бы оплодотворил... Грустно.
После первого встречного пойдут стада таких первых встречных, но какое ей дело? Она же уже умерла. Умерла как человек. Ведь только человек, в отличие от всех животных, способен любить. Но она не смогла, поэтому и сбежала, испугавшись. Отказалась от любви, убила свою любовь...
Тут можно снова вернуться к первым страницам «Письма к Амазонке».
После нескольких комплиментов, в знак благодарности за то, что некоторые мысли Натали Барни Цветаевой все же понравились, она сразу же кидается в бой. Что зацепило Марину в этой книге, сказать трудно, но такие высказывания, как «Брак — фальшивая ценность», «Иллюзия — лень духа», «Отказ — героизм посредственности», «Вялость. Лицемерие, Долг, Жалость, Скука, Умеренность, Отказ — семь смертных добродетелей»73, не могли оставить Марину равнодушной. Ее обвиняют в таких грехах! Но, по-моему, это она сама себя обвиняет.
Хочется сказать несколько слов о браке Марины с Сергеем Эфроном. Обязательно ли ей нужен был брак, чтобы быть вместе с любимым человеком? Нет, она просто хотела связать себя, заставить себя вечно заботиться о человеке, которого, нет, не полюбила, пожалела. Еще в 1911 году мысли, подобные тем, что она прочитала у Барни, высказывал Марине Макс Волошин, узнав о ее предполагаемой свадьбе. К сожалению, его письмо не сохранилось, но в очерке «Живое о живом», написанном в 1932 году, Цветаева вспоминает: «В ответ на мое извещение о моей свадьбе с Сережей Эфроном Макс прислал мне из Парижа, вместо ободрения или, по крайней мере, одобрения — самые настоящие соболезнования, полагая нас слишком настоящими для такой лживой формы общей жизни, как брак»74. На то письмо Марина ответила:
«Ваше письмо — большая ошибка.
Есть области, где шутка неуместна, и вещи, о которых нужно говорить с уважением или совсем молчать за отсутствием этого чувства вообще.
В Вашем издевательстве виновата, конечно я, допустившая слишком короткое обращение.
Спасибо за урок!
19-го ноября 1911 г. Марина Цветаева»75.
Теперь снова, теперь Н. Барни тем же самым колет.
Но послушаем, что говорит сама Марина о своем браке: «Дома мне очень тяжело... Все чужое. Единственное, что уцелело — сознание доброкачественности С<ергея> Я<ковлевича> и жалость с к<оторой>, когда-то, все и началось»76. Это в письме В.Н. Буниной, 10 января 1935 г. Так что же было? Любовь или жалость? Или вот еще одна из характеристик этого брака, только с другой стороны. Сергей Эфрон пишет в письме М. Волошину 23 декабря 1923 года: «Нужно было каким-либо образом покончить с совместной нелепой жизнью, напитанной ложью, неумелой конспирацией и пр<очими>, и пр<очими> ядами. <...> О своем решении разъехаться я и сообщил Марине. Две недели она была в безумии. Рвалась от одного к другому. (На это время она переехала к знакомым). Не спала ночей, похудела, впервые я видел ее в таком отчаянии. И наконец объявила мне, что уйти от меня не может <...> Она вернулась. Все ее мысли с другим. <...> Я знаю — она уверена, что лишилась своего счастья. <...> Невозможность подойти, очень часто раздражение, почти злоба. Я одновременно и спасательный круг и жернов на шее. <...> Жизнь моя сплошная пытка. Я в тумане. <...> Непосредственное чувство жизни убивается жалостью и чувством ответственности. <...> Но мое сегодня — сплошное гниение. <...> Какое-то медленное самоубийство»77. И еще очень и очень много... Письмо написано в период «страшной» любви Марины к Родзевичу.
И теперь Барни говорит Марине, всю жизнь посвятившей себя именно иллюзиям (жизни в вымышленном мире, созданию себя, как великого поэта и т.д.), что это — «лень духа»... Или фраза, еще более ранящая. На ней Марина сразу, с первых слов своего письма, заводится: «Отказ — героизм посредственности». Это под дых. Ей, Марине, всю жизнь отказывавшей, или думающей, что она отказывает себе во всем, хотя отказывалась она только от одной прихоти ради другой... Да как же так можно?!!
Не согласна она с такой постановкой вопроса, никак не хочет согласиться. Отрешенность (по мнению Ю. Клюкина) или отказ (по мнению А. Саакянц), какая, в принципе, разница? Тем более что во французском языке эти слова могут иметь чуть ли не одинаковое значение. Для Цветаевой отказ или отрешенность, или и то, и другое, — героический подвиг, которому она посвятила жизнь. Но «иметь все сказать — и не раскрыть уст, иметь все дать — и не раскрыть ладони. Сие <...> есть главная пружина моих поступков»78. Остановимся на том, что для подавления силы своих желаний Марине нужны бесконечно большие усилия, чем для того, чтобы их удовлетворить, как «дышать или не дышать».
Хотя, как посмотреть. Не дышать — заветная мечта Цветаевой, но она невыполнима, она слишком трудна для нее. В других же случаях, отказ и отрешенность — это предоставление событиям течь так, им вздумается — самотеком, а что будет твориться с нею — без разницы. Очень иллюстративны в этом смысле два письма Ланну от 6 и 12 (русского) декабря 1920 года, где Марина показывает свою жизнь без прикрас, когда в ее комнате полный беспорядок, потому что поэт не может заниматься уборкой помещения и т.д., а Аля еще очень мала79. Или вспомним Родзевича, и разрыв с ним...
Цветаева жаловалась Бахраху: «Я рассталась с тем, любя и любимая, в полный разгар любви, не рассталась — оторвалась! В полный разгар любви, без надежды на встречу. Разбив и его и свою жизнь. Любить сама не могу, ибо люблю его, и не хочу, ибо люблю его. Ничего не хочу, кроме него, а его никогда не будет. Это такое первое расставание за жизнь, потому что, любя, захотел всего: жизни: простой совместной жизни, то, о чем никогда не «догадывался» никто из меня любивших. — Будь моей. — И мое: — увы! —»80 — Вот он чистый отказ, жертва любовью ради мужа и дочери... Сколько раз она потом жалела, что не осуществила этого...
И как единственное обоснование собственной правоты звучит вывод: «Отказ? Окаменевшая борьба»81. И сразу же, чувствуя, что любые доводы будут здесь неубедительными: — «не снисхожу». Что означает: Цветаева не будет спорить по этому поводу — это слишком серьезная тема, тем более, даже если привести пример из своей жизни постороннему человеку, ничего не докажешь.
Одно только ясно, что любовь (для Цветаевой) может длиться не более двух-трех суток, после этого появляется необходимость доказывать, что это именно она и была. Сразу требуется ребенок, иначе, как поверишь, как ощутишь? Крутая фраза: «Гибнут они — или гибнет любовь (перерождается в дружбу, в материнство...)»82
Тому «нормальному существу», «Которому больше хочется иметь ребенка, чем любить. Которое больше любит своего ребенка, чем свою любовь»83 (кроме того: «Но младшая хочет не быть любимым ребенком, а иметь ребенка, чтобы любить»84), нельзя ни в коем случае испытывать взаимной любви. Любовь Марины Цветаевой может быть только неразделенной... В эссе «Мой Пушкин» она пишет: «Эта первая моя любовная сцена предопределила все мои последующие, всю страсть во мне несчастной, невзаимной, невозможной любви. Я с той самой минуты не захотела быть счастливой и этим себя на нелюбовь — обрекла.
В том-то и все дело было, что он ее не любил, и только потому она его — так, и только для того его, а не другого, в любовь выбрала, что втайне знала, что он ее не сможет любить. (Это я сейчас говорю, но знала уже тогда, тогда знала, а сейчас научилась говорить.) У людей с этим роковым даром несчастной — единоличной — всей на себя взятой — любви — прямо гений на неподходящие предметы»85.
Дальше в «Письме...» совсем уж грустно: девушка попадает в руки врага-освободителя (все же — врага), причем, чаще всего, первого встречного из всего «вражеского корпуса». И этот избранник, которого сама Марина называет «любым нулем», должен быть благословенным для этой девушки. Прислушайтесь, как она описывает своего мужчину и его ребенка, обязательно сына: «Потом купание: ежедневное и священное. Явное — и почти циничное — торжество мужского»86. (Как же оно ей ненавистно!)
Кстати в этом произведении о любви, надо отметить, нет ни единого упоминания о «сверхлюбви» к мужчине, которую испытала сама Марина, о любви к К. Родзевичу, кроме как косвенного намека на самый глобальный отказ в ее жизни. Может, объясняется это тем, что письмо адресовано Амазонке, которая не признает в принципе таких отношений (т.е. разнополых, но опять же, по мнению Цветаевой), хотя у Барни было два ребенка, у Сафо была дочь, и даже Соня Парнок полтора года была замужем за В.М. Валькенштейном... Не говоря уже о Марине самой... Возможно, еще одно утверждение, что «Любовная любовь — детство. Любящие — дети. У детей не бывает детей»87, дает нам понимание того, что высшая любовь в жизни — любовная любовь — все-таки возможна только между двумя женщинами, а если между мужчиной и женщиной случается такая любовь, то они обязательно останутся бездетными, или погибнут.
Вообще, как Цветаева писала в 1921 году, любовь между мужчиной и женщиной — какая скука, она основана только на одном желании материнства — «хотеньем ребенка от любого: даже от него, <...> ненавистного»88. Или еще: «Одни начинают с любви к дающему, другие кончают любовью к нему, третьи кончают тем, что терпят его, четвертые — тем, что больше не терпят»89. Но, в конце концов: «Царь Давид, согреваясь неоживленным теплом Ависаги, был хам»90 — это по поводу одного афоризма Н. Барни: «У старого царя Давида были, по меньшей мере, веские причины спать с рабынями: он согревался о них». (Н. Барни с. 204.)
К сожалению, не нашел я в «Письме...» нормального отношения к мужчинам: единственная их роль в жизни женщины — оплодотворить...
Очень эмоционально и красиво описана в «Письме...» первая встреча Старшей и Младшей после расставания, но Марина ее не закончила — не смогла. Но главное, нашлось применение накопившейся ненависти к «любимому» мужу, к ребенку, к себе... И на кого? На ту, которая показала что-то такое, неестественно великое, невозможное — «любовную любовь»... (Глотай, глотай, глотай еще, глотай все — за все, что ты мне сделала <...>!)... Я говорю — он имеет вес... (Груз тяжелей всей земли, тяжелей всего океана — на сердце старшей.)
Какое упоение мщения! И эта ненависть в глазах! Ненависть наконец-то освобожденной рабыни. Упоение тем, что наступила ногой на сердце»91.
Если выбросить предпоследнее предложение про освобожденную рабыню, то мы видим полный экстаз, апофеоз торжества этой милой сущности — сучности, как говорит один мой приятель. Вот оно истинное лицо «существа», которое возомнило себя человеком.
И только когда бывшая Младшая увидит свою подругу с другой — брюнеткой: «Не в тот день, когда родился ребенок, а днесь, три года спустя она узнала, чего он ей стоил»92 — вот когда она поймет, что потеряла, кого и на что променяла. Да и могла ли она не поменять, когда другого выхода не было. Ведь если бы она выкинула из своей головы хотя бы одно заблуждение, она бы потеряла себя, потеряла навсегда, ту самую, самую, самую... красивую, безупречную, чистую и непрочную... (Но с собственным ненавидящим сердцем).
Жалко нигде не учат любви. Была в нашей литературе одна попытка показать настоящую любовь, не удалось — ее никто и не заметил. Никогда не догадаетесь... И не «Евгений Онегин» А. С. Пушкина, не любовь Татьяны и Онегина, в которую влюбилась маленькая Марина, а тот же ненавистный ей роман «Анна Каренина» графа Л.Н. Толстого — любовь Левина и Кити. Там же полромана про них написано... Но так скучно, так неинтересно, что приходится переворачивать по двадцать-тридцать страниц, чтобы пропустить эту тягомотину. Ведь там нет страстей, нет протеста Анны против общества. У Кити и Левина почти всегда тишь да гладь.
А в современных произведениях? Если главный герой после всех испытаний и переживаний, после нормального happy end'а отправляется в свадебное путешествие, то обязательно на «Титанике»... Вот как сильно вбит в нашу психику этот рудимент скотского происхождения — нормальная, человеческая любовь — невозможна. Любящие друг друга люди должны быть уничтожены, потому что счастливым жить на этой Земле грешно. Надо мучить себя и мучить других. И любовь уже низведена до тридцатисекундного пыхтения под простынкой в темной комнате...
Да, в переводной литературе тоже есть один пример: Ричард Бах и Лесли Пэрриш — роман «Мост Через Вечность» (особенно: главы 31-34). Но, как и у Левина с Кити, так и у Р. Баха с Л. Пэрриш, на каком-то этапе не хватает сил, чтобы двинуться дальше. Они переходят к бестолковству по любому поводу (борьба с налоговым департаментом, спасение леса, астральные путешествия по параллельным мирам, демонстрация всему миру собственной крутизны и т.д.), а их отношения медленно, но верно катятся в пропасть. (Если интересно, прочитайте у Н. Козлова в «Философских сказках» — там нормально спрофанировано их падение.)
Теперь уже становится понятным, почему М. Цветаева так против любви, любой... Потому что она сама не сумела любить, а остальная чернь, даже в принципе, любить не может.
И только потому она не отослала это письмо, что поняла — она умерла давно, тогда, в шестнадцатом. А я скажу, даже раньше — в пятнадцатом, когда пыталась расстаться с Соней Парнок. Ведь больше она не жила — только мучилась. А Соню любила до самой смерти, хотя из-за того, что не она ее бросила, так и не смогла ей простить... Это сквозит через все «Письмо...»: Цветаева то оправдывает ее перед всеми, то клянет...
А последние слова «Письма...», написанные в 1934 году, после смерти Сони — только горькое сожаление по поводу невозможности любви у этой «проклятой расы». Поэтому и письмо получилось такое жуткое. Ведь, уже умершая она попыталась оправдаться за неспособность к любви, оправдаться перед самой собой, но не смогла...
г. Воронеж
ПРИМЕЧАНИЯ
* Будем их так называть, так как нет другого более подходящего слова, а другие еще больше не нравятся. По Диане Л. Бургин данные отношения могут быть двух видов: сафические — возвышенная любовь женщины-поэта к подруге (Сафо), или лесбийские — чисто сексуальная привязанность женщины-воительницы (Амазонки).
с сайта Мир МЦ
читать дальшеИтак, Ребенок, который начинается задолго до своего начала. «В тринадцать — она уже сновидит его»47. Да, тут Марина Цветаева права. Не знаю, она это чувствовала, или была знакома с какими-то исследованиями, но мысль уловлена правильно: есть инстинкт размножения. Он есть, и его нельзя не учитывать. Половое созревание девочки завершается как раз к двенадцати-тринадцати годам. У нее появляется нормально работающий аппарат, готовый к применению, и он начинает посылать свои позывы в мозг, организм, но чаще работает на подсознание... Чуть раньше, лет двести назад, даже в России можно было выйти замуж в десять-двенадцать лет. (Например, матери А.Грибоедова в момент его рождения было 13 лет, отцу — 52). И в нынешнее время в слаборазвитых племенах, двенадцатилетний возраст девочки считают достаточным для вступления в брак и продолжения рода. Не скажу, что это оправдано с точки зрения медицины, но так есть, так было. Кроме того, как известно, со средствами контрацепции в прошлом было туговато, соответственно, рожали чуть ли не каждый год, и если не умирали к 22-25 годам, то в 26-30 становились бабушками и в прямом, и переносном смысле. Организм изнашивался до предела, и любая болезнь могла довести еще молодую (по нынешним меркам) женщину до могилы. Сейчас, конечно же, проще. Во всех цивилизованных странах введен нижний возраст вступления в брак. У нас сейчас он снижен до 16 лет, а в крайних случаях — до 14-ти. Но не только это — при остановленных предприятиях снижение минимального возраста при поступлении на работу до 14 лет, отмена обязательного среднего образования (когда в Японии намечается переход ко всеобщему высшему) —похоже, что такова идеология Российского государства, направленная на уничтожение собственного народа.
Да, ладно, у каждого есть своя голова на плечах.
Для простоты анализа вернемся лет на двадцать назад — в светлое социалистическое прошлое — застой. Если кто не знает, то показ обнаженной задницы на экране в течение 5 секунд, означал, что этот фильм «Детям до шестнадцати...», и половина девчонок в десятом классе думала, что от поцелуев бывают дети... Были и такие времена. Что же происходит в таких условиях с инстинктом размножения? В тринадцать девочка может и сновидит, и где-то между ног чешется, но... Ни у кого расспросить или ни где прочитать нельзя. А приход первых месячных воспринимается как трагедия. И объяснение-предупреждение «любящей» свою доченьку мамы: «Если принесешь в подоле — своими руками придушу». Этим и заканчивается сексуальное воспитание девочки в семье. Все остальное — со двора, из школы, из пионерского лагеря... Где покажут, обучат, объяснят. Но многие ли могут воспринять это правильно, особенно в таком изложении...
С пятнадцати до семнадцати девушка мечтает о ребенке как об игрушке, который откуда-то возьмется, без ничьего вмешательства. Но близится восемнадцать, и скоро можно будет выйти замуж, то есть официально иметь мужчину. Выбор жениха необязательно начинается в этом возрасте, самые нетерпеливые начинают искать пораньше и, забеременев, через скандалы и унижения, добиваются брака или же идут на подпольные (или легальные) аборты или искусственные роды.
Восемнадцать минуло, и если не надо продолжать учиться, то ничего другого не остается, как выполнить это непреодолимое задание, поддаться инстинкту — родить. Сколько? Сколько было запрограммировано воспитанием, разговорами с мамой, телевизионными программами и т.д. Да, с тринадцати лет девушка — взрослая, более взрослая, чем сверстники-мальчики, потому что девушки знают, что им надо. Родить!!! Это знание толкает ее просто на «бандитские» поступки. Она уверенно говорит своему избраннику: «Я знаю, что нам надо». И этого достаточно. Он же никогда в жизни сам еще не принимал самостоятельных решений. Кто бы ему дал? Тем более, он всегда привык слушать и слушаться женщин: мама, бабушка, воспитательница в детском саду, учительница, сначала первая, потом все остальные, соответственно, потом — жена.
Мужчине ребенок нужен эпизодически, у него тоже бывает, что проявляется инстинкт продолжения рода, но это бывает нечасто, притом и недолго: в 23-24, 29-30, 37-38 лет... В это время он начинает подумывать о наследнике, но потом, если не получается, снова надолго о нем забывает. Если сравнивать по взрослости, то девушке 13-ти лет соответствует юноша 24-25 лет. До этого возраста если его и интересует противоположный пол, то только в мечтах, или как объект (туловище), куда можно справить сексуальную нужду. А если после этого появляется ребенок, то он как порядочный человек чаще всего вынужден жениться, что тоже вдолблено ему в голову воспитанием.
Но сейчас, на пороге третьего тысячелетия, когда порнуху показывают по всем каналам телевидения в любое (даже детское) время, когда прилавки завалены секс-продукцией на любой вкус, сейчас главный учитель по половому воспитанию — видик, который есть в каждом доме, с целой кучей порнокассет к нему. Дети же в основном предоставлены сами себе...
Идет самое смутное время в истории России — полный идеологический вакуум... Детей воспитывают бандиты и уголовники со страниц примитивных детективов вместе с Бивисом и Батхедом с экранов телевизоров. Культ халявных денег выдвигает новых кумиров для подражания: валютная проститутка или топ-модель, новый русский или мафиози — причем, это со стороны средств массовой информации, а, следовательно, и государства. В семье — еще хуже: родители, пропитанные отжившей коммунистической идеологией, даже не представляют, какие идеалы они могут воспитывать в своих детях... Ведь это же роль государства... Поэтому, даже в самой захудалой деревне сейчас редко найдешь четырнадцатилетнюю девственницу. Малолетние проститутки предлагают себя за мизерную плату: за пачку сигарет или пару пива готовы на все. Инстинкт вылез наружу в самой уродливой форме. Тем более в любом, более-менее посещаемом молодежью месте, всегда можно найти наркотики: от ЛСД до марихуаны... Причем, все это знают, но никому нет дела...
Хватит о грустном, пора возвращаться к «Письму к Амазонке». Да, силен инстинкт, еще сильнее моральные установки, связанные с деторождением. Вы видели женщину, которой за сорок и нет детей? Она же себя изводит так, что в сорок два у нее происходят необратимые гормональные изменения, и она физиологически становится бабушкой.
Но не это мы читаем в «Письме...». Здесь ребенок воспринимается и преподносится как единственный повод для разрыва, и как оправдание этого разрыва, в отношениях между двумя девушками. К их истории мы и перейдем.
«Здесь врага нет»48. Подруга не может олицетворять собой, противоположный пол, инопланетный, враждебный, агрессивный и т.д. И сразу же, наряду с заблуждением и основой для их дальнейшей размолвки, появляется мысль созидательная: есть я новая, полюбленная. Человек, который находится рядом с тобой, признается моим «Я», таким же, равным моему, «Я». Мое Эго, не только признает другое Эго, но и любит его. В том смысле, что «не надо было отрекаться от себя, чтобы стать женщиной, ей достаточно было лишь дать себе полную волю (спуститься до самых глубоких своих глубин) — лишь позволить себе быть. Ни ломки, ни дробления, ни бесчестья»49. То есть, если себе можно позволить все, то как же не позволить это же другой? Тем более что не надо хитрить, притворяться, прятаться, только позволить себе быть — быть Женщиной, быть той, кто ты есть. И только из-за того, что она доверилась подруге, доверила себе, просто дала себе полную волю.
«И — слово-итог:
О, я! О, милая я!»50
А заблуждение? Заблуждение не менее глобальное, чем все остальные: «Я новая, но спавшая внутри меня и разбуженная этой другой мной, вот этой предо мной, вынесенной за пределы меня»51. Здесь и происходит дробление, от которого бежит Марина: на худшее и лучшее, на душу и тело. «Я себя знаю как облупленную, и если взять от меня все, все, что во мне спит, самое лучшее, даже то, о чем я и не догадываюсь, отделить это и воплотить в другом человеке, то... Вот она предо мной... Как же можно такую не любить? Как ей не позволить все? А вслед за нею можно позволить это и себе» — так примерно думает девушка. Но, выделив лучшее из себя и воплотив это в той другой, что останется? Собственное ненавидящее сердце... и через некоторое время понимание того, что соединить себя и себя лучшую снова в единое целое — нельзя. Вот он и разрыв... Пока еще будущий, не проявленный...
В этом же «Письме», чуть далее, Марина Цветаева определяет взаимоотношения между двумя любящими женщинами как «ловушку Души». Девушке (по «Письму...» — Младшей) «хочется любить — но... она любила бы, если бы... (могла — НД). И вот она в объятиях подруги, прижавшись головой к груди, где обитает душа«52. Поначалу Марине удается любить, любить даже слишком. Прислушайтесь: «Слишком цельное целое. Слишком единое единство»53. «В данную минуту она счастлива и вольна, вольна любить сердцем, не телом, любить без страха, любить без боли.
А когда боль все же случается — оказывается, что это нисколько не боль. Боль — это <...> стыд, сожаление, угрызения, отвращение. Боль — это измена своей душе с мужчиной, своему детству — с врагом»54.
Все прекрасно, весь мир вокруг цветет, все слишком есть...
«Что скажут люди» не имеет никакого значения, не должно иметь никакого значения, ибо все, что они говорят, сказано зло, все, что они видят, увидено злобно. Злым глазом зависти, любопытства, безразличия. Людям нечего сказать, они погрязли в зле»55.
Это высказывание почти верно, в том смысле, что прислушиваться к общественному мнению, которое живет только в голове того, кто его слышит, бесполезно. Они (люди), все равно, ничего не знают и знать не хотят ни о ком, кроме себя, а до взаимоотношений других людей им, вообще, нет дела — посудачат и тут же забудут.. Ведь зависть, любопытство, безразличие людей опаляет не только однополые, но и разнополые пары. Единственное, что можно добавить для уточнения, слова Иисуса Христа из Нагорной проповеди: «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то всё тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?»56 Если бы Марина Цветаева любила себя, на нее не смотрели бы с такой ожесточенной злобой: «зло... злобно... злым... зле»57.
«Церковь и Государство? Им нечего возразить на это, пока они гонят и благословляют тысячи юношей на убийство друг друга»58.
Под этим смело подписываюсь. Да, церковь и государство нуждаются в несчастных людях. Иначе, как тогда можно управлять, как можно держать стадо в повиновении? Но любящий человек практически не подвластен разрушительному действию и этих давящих сил. Любое управление, строящееся на страхе, лжи и гордыне, все равно, обречено на провал.
Но, что мы читаем далее в «Письме...»? Далее снова, и только на основе заблуждений, эгоизма и гордыни самой М. Цветаевой идут размышления о Природе:
«Но что скажет, что говорит об этом природа, единственная карательница и защитница наших физических отступничеств? Природа говорит: нет. Запрещая сие в нас, она защищает самое себя, ее. Бог, запрещая в нас нечто, делает это из любви к нам, природа, запрещая в нас то же, делает это из любви к себе, из ненависти ко всему, что не она. Природа так же ненавидит монастырь, как и остров, к которому прибило голову Орфея. Она карает нас вырождением. Но в монастыре у нас есть Бог, чтобы просить его о помощи, на Острове же — только море, чтобы утопиться»59. Или чуть дальше: «Выбор или инстинкт?»60
Не сразу, а только через 16 лет, находится хоть какая-нибудь причина, чтобы оправдать свое неумение любить: «Это (ребенок) — единственная погрешность, единственная уязвимость, единственная брешь в том совершенном единстве, которое являют собой две любящие друг друга женщины«61. (Подчеркнуто мною — НД)
Возникла непредвиденная ситуация: «Все слишком есть»62, поэтому Марина и говорит: «Ей самой ничего больше не нужно, но слишком многое, но все в ней жаждет отдарить. — «Мне хотелось бы любить тебя маленькой» — точно то же говорит женщина: — Мне хотелось бы любить тебя маленьким. Еще тебя. Еще одну тебя. Тебя, порожденную мной. И, наконец, — тот безысходный, истошный, неодолимый вопль:—Ребенка от тебя!»63
Разберемся, зачем же ей в такой ситуации ребенок? Чего хочет Марина? Чтобы ее любимая раздвоилась и стала одновременно и Старшей и Младшей... Зачем? Есть ли на то причина? Конечно, есть. И это уже было описано.
Вспомним первые главы книги Бытие, связанные с первым грехопадением человека. Бог создал человека по образу и подобию Божиему, мужчину и женщину создал их. Значит, появился на земле человек сразу в двух видах, обоих полов. Мужчина и женщина были равны и совершенны. Но мужчина, возомнив себя первородным и т.д. и т.п., и только из-за того, что у него есть лишняя запчасть — животворящая, не принял предложения первой женщины (Лилит) быть равными. Он захотел сам первенствовать и «всем владети». И не получилось у них ничего. Оба были самодостаточны, поэтому просто игнорировали друг друга. Вот это и есть первое грехопадение. А раз не получилось равенства, то Бог взял одну из частей мужчины и сделал из нее помощника... и привел к нему. На этот раз, кровь от крови...
Жена, а не женщина. Ева, а не Лилит. Соответственно, как потом сказал фарисей Савл, глава жене — муж, а мужу — Христос. А все началось еще со времен сотворения мира. Адам принудил Бога быть рабовладельцем, а жене досталась роль рабыни. Сам же он оказался меж двух огней (с виду), а на самом деле, он, в принципе, никакой. Он — раб того, кого никогда не видел, не знал, не слышал... зато хочет, чтобы его почитали в своей семье за Бога. Однако в силу своей неспособности к любой ответственности, управлять он ни кем и ни чем не может — вот и достается вся власть по христианской вере — куску безмозглой кости, а по иудейской вере — неопределенной части тела, скорее всего, хвосту (другой ненужной части не нашел), то есть, Еве — жене. Отсюда: от установления отношений собственности на человека и иерархии в семье — и следуют все неприятности. И именно Адам своим первым грехопадением ввел их в мир. Дальнейшее грехопадение — это уже мелочи... Только для того, чтобы сама жена (Ева) не считала себя человеком.
Так и Марина хотела, чтобы ее любили и сверху, и снизу и желательно, чтобы это был еще один тот же человек. Чтобы она была Младшей у Старшей, а сама (как хотела бы) распоряжалась маленькой Старшей (ребенком), проявляя над ней неограниченную власть. Абсолютно деструктивное желание.
Почему же нельзя любить на равных? Зачем нужно это разделение? У меня есть одно предположение, что Марина не могла подчиняться никому, даже обстоятельствам, не то что человеку. И дать что-то даже любимой ей было так тяжело, так сложно. Поэтому, посчитав, что если бы она дала жизнь своей новой «Старшей», она могла бы всецело отдарить!!! Ведь однажды жизнь ее чуть не поставила в это положение старшей, в отношениях с Сонечкой Голлидей. И Марина, зная, чем это все закончится, когда не в роли Младшей она будет разводить подругу, а самой придется брать ответственность и только выполнять капризы Сонечки, она не смогла позволить себе больше, чем поцелуи при встрече и прощании, да братские обнимания...
Да, еще мне кажется, Марина никогда бы не влюбилась в женщину, имеющую детей — изревновалась бы. Любимую она хотела обрести «полностью» и ни с кем не делить. А ребенок только для того и существует, чтобы его любила собственная мать.
Как только появилась навязчивая мысль о ребенке, любовь двух девушек все более и более обесценивается. Сначала в ней звучит мотив материнской любви: «Причем непреложно — эта отчаянная жажда появляется у одной, младшей, той, которая более она. Старшей не нужен ребенок, для ее материнства есть подруга. — Ты моя подруга, ты мой бог, ты — мое все.
Но младшая хочет не быть любимым ребенком, а иметь ребенка, чтобы любить»64.
Не знаю я материнской любви в любовных отношениях, ее здесь быть не может. Это деградация, причем, инициированная Младшей. Я даже не встречал, чтобы матери, вообще, любили своих детей. Чаще всего это слепое обожание или изнуряющее соревнование сначала с мужем, свекровью, другими родственниками, потом со снохой или зятем за первое место в жизни своего чадушки. Да, матери кормят, одевают, учат, заботятся, иногда даже жертвуют собой или своим счастьем ради ребенка... Это и все? Это и есть любовь? По-моему, если это — не долг, то, по крайней мере, мазохизм (к себе) с изрядной долей садизма (к ребенку). Причем тут любовь?
Дальше — хуже: сначала ревность, потом ненависть... Но об этом позже. Есть одна очень хорошая фраза в «Письме»: «Надо сказать, что старшая боится сильнее, чем хочет ребенка другая»65 — вот она причина — страх. Младшей ребенок не нужен вовсе, и хочет она его только своим «чревом»66 (очень не нравится слово, но... по первоисточнику), то есть по своей скотской природе. Если человек не хочет быть человеком, то он должен деградировать — в скотину, которая не может свои желания контролировать, а действует только по своему животному инстинкту. Но, как правильно заметил Роберт А. Уилсон: «люди в буквальном смысле сражаются за выживание, что, несмотря на утверждения Дарвина, не свойственно ни одному животному. <...> только люди сражаются сознательно«. И как вывод: «большинство людей умирает от отравления адреналином»67.
А когда подчинение животным инстинктам становится подвигом, для которого годны все средства, то зачем же тогда божественная сущность, любовь, разум, совесть и т.д. и т.п.? Соответственно, желания одной стороны, вызывают ответные реакции с другой стороны. Так всегда во взаимоотношениях двух любящих людей: если один делает шаг навстречу, то второй человек делает такой же шаг навстречу, и, наоборот, стоит только подумать о чем-то, отбрасывающем в сторону или назад, то у другого сразу же, в тот же миг, появляется в голове аналогичная мысль — это же касается и действий. Вот как пишет Цветаева:
«Старшая как бы своеручно творит отчаяние подруги, превращая ее радость во вздох, вздох — в желанье, желанье — в одержимость. Одержимость старшей творит одержимость младшей. — Ты уйдешь, ты уйдешь, ты уйдешь. Тебе хочется иметь его от меня, тебе захочется его от первого встречного... — Ты опять думаешь об этом... — Ты поглядела на того мужчину. Чем не отец твоему ребенку! Уходи — ведь я не могу тебе его дать...
Наши опасения напоминают, наши страхи внушают, наши одержимости осуществляют. Вынужденная молчать, младшая думает о ребенке непрестанно, она ничего не видит вокруг, кроме молодых матерей с детьми на руках. И мысль, что у тебя никогда не будет такого, потому что никогда, никогда ты ее не покинешь. (В эту-то минуту она ее и покидает.)»68
Можно не обращать внимания на то, что всю вину Марина сваливает на Старшую, ведь себя она в паре с Соней Парнок считала себя Младшей. Но это ведь у нее же появилось такое желание — иметь ребенка и только потому, что у нее в голове существовало такое заблуждение: «Нельзя жить любовью. Единственное, что живет после любви — это Ребенок»69. Стоило бы только отказаться от этой мысли... Впрочем, сразу же нашлась бы другая. Так как существует «собственное ненавидяще сердце», причем с обеих сторон. У Цветаевой есть еще одна и вовсе вредная установка: «любовь и смерть, безотлучно стоящая подле»70. То есть, для Марины — что любовь, что смерть — это одного поля ягоды. И то и другое — запредельно, то есть, невозможно на этой земле, пока ты жив. А будет ли что-либо после смерти и что? А запредельное манит и влечет, но страх... Он не дает приблизиться ни к первой, ни ко второй...
И Младшая бежит, бежит сломя голову от своей любви, от своей женщины, не от Старшей, а от себя. Куда? Да куда глаза глядят... «Перед тем как уйти, ей захочется умереть. Потом, совсем умершая, ничего не понимая, ничего не желая, ни о чем не думая, движимая только одним и тройным жизненным инстинктом — молодость, дление, чрево, — она вдруг слышит свой смех и шутки в час никогда не пропускаемого свидания, на другом конце города — и жизни — неважно с кем — с мужем приятельницы или подчиненным отца, только бы это не была она.
Мужчина, после женщины, какая простота, какая доброта, какая открытость. Какая свобода! Какая чистота.
Потом будет конец. Начало любовника? Странствие по любовникам? Постоянство мужа?
Будет Ребенок»71.
Я, конечно, не понимаю, насколько девушке с мужчиной проще, чище, добрее, свободнее... Тем более, если «душа умерла» — для трупа... И не потом будет конец, конец уже наступил — «совсем умершая, ничего не понимая, ничего не желая, ни о чем не думая»72 — и это человек? Или голодная самка в поисках самца, любого, первого встречного, лишь бы оплодотворил... Грустно.
После первого встречного пойдут стада таких первых встречных, но какое ей дело? Она же уже умерла. Умерла как человек. Ведь только человек, в отличие от всех животных, способен любить. Но она не смогла, поэтому и сбежала, испугавшись. Отказалась от любви, убила свою любовь...
Тут можно снова вернуться к первым страницам «Письма к Амазонке».
После нескольких комплиментов, в знак благодарности за то, что некоторые мысли Натали Барни Цветаевой все же понравились, она сразу же кидается в бой. Что зацепило Марину в этой книге, сказать трудно, но такие высказывания, как «Брак — фальшивая ценность», «Иллюзия — лень духа», «Отказ — героизм посредственности», «Вялость. Лицемерие, Долг, Жалость, Скука, Умеренность, Отказ — семь смертных добродетелей»73, не могли оставить Марину равнодушной. Ее обвиняют в таких грехах! Но, по-моему, это она сама себя обвиняет.
Хочется сказать несколько слов о браке Марины с Сергеем Эфроном. Обязательно ли ей нужен был брак, чтобы быть вместе с любимым человеком? Нет, она просто хотела связать себя, заставить себя вечно заботиться о человеке, которого, нет, не полюбила, пожалела. Еще в 1911 году мысли, подобные тем, что она прочитала у Барни, высказывал Марине Макс Волошин, узнав о ее предполагаемой свадьбе. К сожалению, его письмо не сохранилось, но в очерке «Живое о живом», написанном в 1932 году, Цветаева вспоминает: «В ответ на мое извещение о моей свадьбе с Сережей Эфроном Макс прислал мне из Парижа, вместо ободрения или, по крайней мере, одобрения — самые настоящие соболезнования, полагая нас слишком настоящими для такой лживой формы общей жизни, как брак»74. На то письмо Марина ответила:
«Ваше письмо — большая ошибка.
Есть области, где шутка неуместна, и вещи, о которых нужно говорить с уважением или совсем молчать за отсутствием этого чувства вообще.
В Вашем издевательстве виновата, конечно я, допустившая слишком короткое обращение.
Спасибо за урок!
19-го ноября 1911 г. Марина Цветаева»75.
Теперь снова, теперь Н. Барни тем же самым колет.
Но послушаем, что говорит сама Марина о своем браке: «Дома мне очень тяжело... Все чужое. Единственное, что уцелело — сознание доброкачественности С<ергея> Я<ковлевича> и жалость с к<оторой>, когда-то, все и началось»76. Это в письме В.Н. Буниной, 10 января 1935 г. Так что же было? Любовь или жалость? Или вот еще одна из характеристик этого брака, только с другой стороны. Сергей Эфрон пишет в письме М. Волошину 23 декабря 1923 года: «Нужно было каким-либо образом покончить с совместной нелепой жизнью, напитанной ложью, неумелой конспирацией и пр<очими>, и пр<очими> ядами. <...> О своем решении разъехаться я и сообщил Марине. Две недели она была в безумии. Рвалась от одного к другому. (На это время она переехала к знакомым). Не спала ночей, похудела, впервые я видел ее в таком отчаянии. И наконец объявила мне, что уйти от меня не может <...> Она вернулась. Все ее мысли с другим. <...> Я знаю — она уверена, что лишилась своего счастья. <...> Невозможность подойти, очень часто раздражение, почти злоба. Я одновременно и спасательный круг и жернов на шее. <...> Жизнь моя сплошная пытка. Я в тумане. <...> Непосредственное чувство жизни убивается жалостью и чувством ответственности. <...> Но мое сегодня — сплошное гниение. <...> Какое-то медленное самоубийство»77. И еще очень и очень много... Письмо написано в период «страшной» любви Марины к Родзевичу.
И теперь Барни говорит Марине, всю жизнь посвятившей себя именно иллюзиям (жизни в вымышленном мире, созданию себя, как великого поэта и т.д.), что это — «лень духа»... Или фраза, еще более ранящая. На ней Марина сразу, с первых слов своего письма, заводится: «Отказ — героизм посредственности». Это под дых. Ей, Марине, всю жизнь отказывавшей, или думающей, что она отказывает себе во всем, хотя отказывалась она только от одной прихоти ради другой... Да как же так можно?!!
Не согласна она с такой постановкой вопроса, никак не хочет согласиться. Отрешенность (по мнению Ю. Клюкина) или отказ (по мнению А. Саакянц), какая, в принципе, разница? Тем более что во французском языке эти слова могут иметь чуть ли не одинаковое значение. Для Цветаевой отказ или отрешенность, или и то, и другое, — героический подвиг, которому она посвятила жизнь. Но «иметь все сказать — и не раскрыть уст, иметь все дать — и не раскрыть ладони. Сие <...> есть главная пружина моих поступков»78. Остановимся на том, что для подавления силы своих желаний Марине нужны бесконечно большие усилия, чем для того, чтобы их удовлетворить, как «дышать или не дышать».
Хотя, как посмотреть. Не дышать — заветная мечта Цветаевой, но она невыполнима, она слишком трудна для нее. В других же случаях, отказ и отрешенность — это предоставление событиям течь так, им вздумается — самотеком, а что будет твориться с нею — без разницы. Очень иллюстративны в этом смысле два письма Ланну от 6 и 12 (русского) декабря 1920 года, где Марина показывает свою жизнь без прикрас, когда в ее комнате полный беспорядок, потому что поэт не может заниматься уборкой помещения и т.д., а Аля еще очень мала79. Или вспомним Родзевича, и разрыв с ним...
Цветаева жаловалась Бахраху: «Я рассталась с тем, любя и любимая, в полный разгар любви, не рассталась — оторвалась! В полный разгар любви, без надежды на встречу. Разбив и его и свою жизнь. Любить сама не могу, ибо люблю его, и не хочу, ибо люблю его. Ничего не хочу, кроме него, а его никогда не будет. Это такое первое расставание за жизнь, потому что, любя, захотел всего: жизни: простой совместной жизни, то, о чем никогда не «догадывался» никто из меня любивших. — Будь моей. — И мое: — увы! —»80 — Вот он чистый отказ, жертва любовью ради мужа и дочери... Сколько раз она потом жалела, что не осуществила этого...
И как единственное обоснование собственной правоты звучит вывод: «Отказ? Окаменевшая борьба»81. И сразу же, чувствуя, что любые доводы будут здесь неубедительными: — «не снисхожу». Что означает: Цветаева не будет спорить по этому поводу — это слишком серьезная тема, тем более, даже если привести пример из своей жизни постороннему человеку, ничего не докажешь.
Одно только ясно, что любовь (для Цветаевой) может длиться не более двух-трех суток, после этого появляется необходимость доказывать, что это именно она и была. Сразу требуется ребенок, иначе, как поверишь, как ощутишь? Крутая фраза: «Гибнут они — или гибнет любовь (перерождается в дружбу, в материнство...)»82
Тому «нормальному существу», «Которому больше хочется иметь ребенка, чем любить. Которое больше любит своего ребенка, чем свою любовь»83 (кроме того: «Но младшая хочет не быть любимым ребенком, а иметь ребенка, чтобы любить»84), нельзя ни в коем случае испытывать взаимной любви. Любовь Марины Цветаевой может быть только неразделенной... В эссе «Мой Пушкин» она пишет: «Эта первая моя любовная сцена предопределила все мои последующие, всю страсть во мне несчастной, невзаимной, невозможной любви. Я с той самой минуты не захотела быть счастливой и этим себя на нелюбовь — обрекла.
В том-то и все дело было, что он ее не любил, и только потому она его — так, и только для того его, а не другого, в любовь выбрала, что втайне знала, что он ее не сможет любить. (Это я сейчас говорю, но знала уже тогда, тогда знала, а сейчас научилась говорить.) У людей с этим роковым даром несчастной — единоличной — всей на себя взятой — любви — прямо гений на неподходящие предметы»85.
Дальше в «Письме...» совсем уж грустно: девушка попадает в руки врага-освободителя (все же — врага), причем, чаще всего, первого встречного из всего «вражеского корпуса». И этот избранник, которого сама Марина называет «любым нулем», должен быть благословенным для этой девушки. Прислушайтесь, как она описывает своего мужчину и его ребенка, обязательно сына: «Потом купание: ежедневное и священное. Явное — и почти циничное — торжество мужского»86. (Как же оно ей ненавистно!)
Кстати в этом произведении о любви, надо отметить, нет ни единого упоминания о «сверхлюбви» к мужчине, которую испытала сама Марина, о любви к К. Родзевичу, кроме как косвенного намека на самый глобальный отказ в ее жизни. Может, объясняется это тем, что письмо адресовано Амазонке, которая не признает в принципе таких отношений (т.е. разнополых, но опять же, по мнению Цветаевой), хотя у Барни было два ребенка, у Сафо была дочь, и даже Соня Парнок полтора года была замужем за В.М. Валькенштейном... Не говоря уже о Марине самой... Возможно, еще одно утверждение, что «Любовная любовь — детство. Любящие — дети. У детей не бывает детей»87, дает нам понимание того, что высшая любовь в жизни — любовная любовь — все-таки возможна только между двумя женщинами, а если между мужчиной и женщиной случается такая любовь, то они обязательно останутся бездетными, или погибнут.
Вообще, как Цветаева писала в 1921 году, любовь между мужчиной и женщиной — какая скука, она основана только на одном желании материнства — «хотеньем ребенка от любого: даже от него, <...> ненавистного»88. Или еще: «Одни начинают с любви к дающему, другие кончают любовью к нему, третьи кончают тем, что терпят его, четвертые — тем, что больше не терпят»89. Но, в конце концов: «Царь Давид, согреваясь неоживленным теплом Ависаги, был хам»90 — это по поводу одного афоризма Н. Барни: «У старого царя Давида были, по меньшей мере, веские причины спать с рабынями: он согревался о них». (Н. Барни с. 204.)
К сожалению, не нашел я в «Письме...» нормального отношения к мужчинам: единственная их роль в жизни женщины — оплодотворить...
Очень эмоционально и красиво описана в «Письме...» первая встреча Старшей и Младшей после расставания, но Марина ее не закончила — не смогла. Но главное, нашлось применение накопившейся ненависти к «любимому» мужу, к ребенку, к себе... И на кого? На ту, которая показала что-то такое, неестественно великое, невозможное — «любовную любовь»... (Глотай, глотай, глотай еще, глотай все — за все, что ты мне сделала <...>!)... Я говорю — он имеет вес... (Груз тяжелей всей земли, тяжелей всего океана — на сердце старшей.)
Какое упоение мщения! И эта ненависть в глазах! Ненависть наконец-то освобожденной рабыни. Упоение тем, что наступила ногой на сердце»91.
Если выбросить предпоследнее предложение про освобожденную рабыню, то мы видим полный экстаз, апофеоз торжества этой милой сущности — сучности, как говорит один мой приятель. Вот оно истинное лицо «существа», которое возомнило себя человеком.
И только когда бывшая Младшая увидит свою подругу с другой — брюнеткой: «Не в тот день, когда родился ребенок, а днесь, три года спустя она узнала, чего он ей стоил»92 — вот когда она поймет, что потеряла, кого и на что променяла. Да и могла ли она не поменять, когда другого выхода не было. Ведь если бы она выкинула из своей головы хотя бы одно заблуждение, она бы потеряла себя, потеряла навсегда, ту самую, самую, самую... красивую, безупречную, чистую и непрочную... (Но с собственным ненавидящим сердцем).
Жалко нигде не учат любви. Была в нашей литературе одна попытка показать настоящую любовь, не удалось — ее никто и не заметил. Никогда не догадаетесь... И не «Евгений Онегин» А. С. Пушкина, не любовь Татьяны и Онегина, в которую влюбилась маленькая Марина, а тот же ненавистный ей роман «Анна Каренина» графа Л.Н. Толстого — любовь Левина и Кити. Там же полромана про них написано... Но так скучно, так неинтересно, что приходится переворачивать по двадцать-тридцать страниц, чтобы пропустить эту тягомотину. Ведь там нет страстей, нет протеста Анны против общества. У Кити и Левина почти всегда тишь да гладь.
А в современных произведениях? Если главный герой после всех испытаний и переживаний, после нормального happy end'а отправляется в свадебное путешествие, то обязательно на «Титанике»... Вот как сильно вбит в нашу психику этот рудимент скотского происхождения — нормальная, человеческая любовь — невозможна. Любящие друг друга люди должны быть уничтожены, потому что счастливым жить на этой Земле грешно. Надо мучить себя и мучить других. И любовь уже низведена до тридцатисекундного пыхтения под простынкой в темной комнате...
Да, в переводной литературе тоже есть один пример: Ричард Бах и Лесли Пэрриш — роман «Мост Через Вечность» (особенно: главы 31-34). Но, как и у Левина с Кити, так и у Р. Баха с Л. Пэрриш, на каком-то этапе не хватает сил, чтобы двинуться дальше. Они переходят к бестолковству по любому поводу (борьба с налоговым департаментом, спасение леса, астральные путешествия по параллельным мирам, демонстрация всему миру собственной крутизны и т.д.), а их отношения медленно, но верно катятся в пропасть. (Если интересно, прочитайте у Н. Козлова в «Философских сказках» — там нормально спрофанировано их падение.)
Теперь уже становится понятным, почему М. Цветаева так против любви, любой... Потому что она сама не сумела любить, а остальная чернь, даже в принципе, любить не может.
И только потому она не отослала это письмо, что поняла — она умерла давно, тогда, в шестнадцатом. А я скажу, даже раньше — в пятнадцатом, когда пыталась расстаться с Соней Парнок. Ведь больше она не жила — только мучилась. А Соню любила до самой смерти, хотя из-за того, что не она ее бросила, так и не смогла ей простить... Это сквозит через все «Письмо...»: Цветаева то оправдывает ее перед всеми, то клянет...
А последние слова «Письма...», написанные в 1934 году, после смерти Сони — только горькое сожаление по поводу невозможности любви у этой «проклятой расы». Поэтому и письмо получилось такое жуткое. Ведь, уже умершая она попыталась оправдаться за неспособность к любви, оправдаться перед самой собой, но не смогла...
г. Воронеж
ПРИМЕЧАНИЯ
* Будем их так называть, так как нет другого более подходящего слова, а другие еще больше не нравятся. По Диане Л. Бургин данные отношения могут быть двух видов: сафические — возвышенная любовь женщины-поэта к подруге (Сафо), или лесбийские — чисто сексуальная привязанность женщины-воительницы (Амазонки).
с сайта Мир МЦ
@темы: Нравится, Я и мир, Чего расскажу (покажу)!, Интересно-то как..., Стихи