Янус Двуликий в женском варианте

@темы: Друзья и я, Нравится

---

Эпиграмма

Все мы бражники здесь, блудницы...
А. Ахматова

Мы стихи с младенчества любили,
А теперь и сами хороши:
В закромах копаемся у Были,
Скудные запасы потрошим.

Горстку рифм (бывает - очень средних)
На бумажку ссыплем, а потом,
Вытирая руки о передник,
Пишем не тому и не о том.

Для очёчков с розовенькой дужкой
Предусмотрен в платьице карман.
И шуршит у каждой под подушкой
Длинный незаконченный роман.

@темы: Глюпий, савсэм глюпий..., Я и мир, Стихи

---

Долго пыталась понять,

как можно определить собственное отношение к человеку (ибо достигла мизантропия моя масштабов невиданных, и тем зело меня опечалила).

И придумала:
вот кого бы вы, не раздумывая, закрыли собой от выстрела? (Именно "не раздумывая", как кого-то, кто для вас важнее себя).

Я - маму и папу (это если бы успела их опередить )). И сестру. Однозначно.
Конечно, и остальные родственники могут надеяться, но не все.

А еще...А еще - не знаю. Было + два человека, да сплыло.
Вывод - я сейчас не люблю никого, кроме родных?
Похоже на то.

@темы: Дела семейные, Я и мир

---

Подумалось

Женщины для меня слишком женственны, мужчины - слишком некрасивы.
Что остается? Остается, простите, Полковник, яой ((.

@темы: Я и мир

---

Стыдно признаваться, но - таки да...

Впрочем, конец - уж больно идеалистический. Не верю.

27.05.2009 в 23:53

Пишет  margo1shka:

Зеркало
Мы бегаем по жизни вовсе не в поисках своей «половинки». Отнюдь. Большинство бегает в поисках своего отражения. И рассуждают, примерно так:

Во-первых, зеркало должно быть само по себе такое, чтобы не было стыдно отражаться.
Во-вторых, оно должно отражать то, что мне нравится во мне, а еще лучше - то, что мне хочется иметь. («Ты самый – самый»).
В-третьих, оно не должно отражать то, что я в себе не люблю. И даже, если я постараюсь это увидеть, вглядываясь, оно должно мне ответить: «ты прекрасна, спору нет».
И, в-четвертых, оно должно отражать только меня!

Дальше можете продолжить список сами: на свой вкус. Это могут быть «извращения» вроде: «отражать правду, за которую я буду его бить» или «в него должны захотеть заглянуть еще толпы ищущих зеркала» или «оно не должно думать, что может перестать меня отражать». Короче, у каждого свое.

«В ком я краше отражусь?»- тот и любимый.

Мы ищем в других то, что когда-то давным-давно потеряли: себя. Не верим в себя, не знаем своих достоинств. И нам не интересен тот человек, с которым мы сталкиваемся. Нам интересно, как он нам пригодится… сможет ли доказать, что «я - самый» или «самая»… сумеет ли восхищаться и любить, как нам надо. А кто он, какой он? Да, какая разница! Главное, чтобы хорошо «выглядел» и «правильно кормил».

Но пора «взаимного влюбленного отражения» проходит, и ваш «любимый» вам начинает мешать.
Да зачем оно вообще нужно такое? Да и отражает в последнее время что-то не то (Хотя, собственно, что еще оно может отражать в такой ситуации?)… Да я вообще больше никогда и ни с кем!.. Вы бросаете свое зеркало… Вы страдаете или радуетесь… Вы отдыхаете…

А потом понимаете, что вам плохо. Просто плохо, и нужен срочно кто-то, чтобы влюбиться! О, ужас, - одиночество! Где я? Кто я? С кем я?

Страх одиночества толкает на поиски. Вы ищете другого не потому, что ему «есть место» рядом с вами, не потому, что он вам нужен – интересный новый важный человек. А потому, что страшно. Вы заняты лишь собой: избавлением от одиночества. Места нет рядом с вами. Но «он» – нужен, и вы пихаете его в свою жизнь, запихиваете. Он мешает, и «выпирает» со всех сторон: и у вас снова мало времени и нет желания делать что-то вместе... Но надо терпеть. Потому, что иначе вы снова останетесь в одиночестве. А ведь уже и тридцатник не за горами… Страх одиночества не дает радоваться жизни – мы боимся растерять тех немногих, кто любит нас, мы привязываем себя к ним, и их к себе.

Отчего душа наполняется таким неземным блаженством, когда приходит любовь? Откуда это ощущение огромного счастья? Только оттого, что мы воображаем, будто пришел конец одиночеству.

Лишь принятие себя, принятие своего одиночества в этом мире («одиноким мы приходим в этот мир, и одинокими уходим») открывает глаза, позволяет полюбить себя, позволяет перестать метаться в поисках себя и своих отражений. И каждый человек становится интересен, с каждым легко и приятно – ведь ты перестанешь в других искать то, что когда-то потерял: СЕБЯ.

И возникает настоящее желание, интерес к другой женщине или мужчине. Теперь рядом с вами есть место. Вы созрели для того, чтобы заметить других. Вы заглядываете в его или ее глаза уже не для того, что бы заметить свои. Вы хотите узнать их. Полюбить их. И все эти «должен», ограничивавшие вас раньше, превращаются в «хочу». И теперь для «любимого» ничего не жаль: ни времени, ни денег, и нет желания его переделывать. Он нужен вам таким, какой есть. Вам очень хорошо рядом, вам хочется быть рядом. И его любить так, словно ваша любовь – дар.

И больше присутствие любимого не будет вас ограничивать. Потому, что именно он нужен вам, а не кто-то. Именно ему тут место. И быть с ним хочется.

А если разойдутся ваши пути – что ж. У тебя останешься ты сам: человек, который всегда рядом. Который создан, чтобы любить тебя, - только позволь ему это.

автор текста: психолог Виктория Пекарская.

@темы: Приколы бытия, Глюпий, савсэм глюпий..., Я и мир, Чего расскажу (покажу)!, Интересно-то как...

---

Купила новую книжку Громыко

Которая "Год крысы. Видунья".
А эр Хельги отдолжил мне на нее две тысячи * краснеет от позора*
Прилюдно заявляю: верну!! Вот Вам крест, эр Хельги .

Ну, не "Верные враги", конечно, но и не "Цветок камалейника".
Но Ольга - прекрасна. Обожаю ее чувство юмора. У меня на него что-то внутри отзывается.

А крыс я все равно не люблю.
Как Эрменгард в "Маленькой принцессе".
(*тихо* Ну хоть кто-нибудь читал "Маленькую принцессу" Burnett? Или я одна над ней постоянно прослежаюсь?)

@темы: Друзья и я, Нравится, Я и мир, Интересно-то как...

---

Ремейк

Смеркалось. Заняться было абсолютно нечем, и Ведьма решила зайти к Белоснежке поболтать.
На стук никто не отозвался. Тогда Ведьма осторожно приоткрыла дверь и заглянула в комнату: Белоснежка сидела перед Волшебным Зеркалом и сосредоточенно замазывала белилами огромный синяк под глазом.
- Э-э, добрый вечер…
Не дождавшись реакции, Ведьма потопталась на месте, потом смущенно кашлянула и спросила:
- Ну и кто это тебя так?
- Кто, кто…Принц, - сказала Белоснежка, не оборачиваясь.
Ведьма чуть не подавилась от удивления:
- Ка-ак? Вы же только месяц, как поженились!
- Угу. Поженились, – сказала Белоснежка.
- Ведь такая свадьба была! Три дня гуляли!
- Была. Гуляли.
Ведьма заломила руки:
- Мы же тогда…весь дворцовый погреб…подчистую! Всю кладовку! Чуть повара не свари..хм, ну, не важно…А гномы твои так напраздновались, что шестерых утром в королевской опочивальне на одной кровати нашли, а седьмой под дверью плакал и жаловался, что его не пустили!
- Да, помню. Жаловался, - сказала Белоснежка.
Ведьма прикусила губу:
- А платье, платье какое у тебя было…Белое, пышное…с розочками…
Белоснежка пожала плечами. Ведьма всхлипнула:
- А карета свадебная, с цветами на капот…крыше! Ей же вместо кучера сам главный церемониймейстер правил, мсье Лимузэн!
Белоснежка продолжала усиленно втирать белила. Ведьма прошептала:
- Но Принц же тебя спасал…целовал…
- Угу. Было дело, - сказала Белоснежка.
- Да не замажешь ты свой фингал, – попыталось влезть Волшебное Зеркало.
- Молчать!!! – в один голос рявкнули Ведьма и Белоснежка .

Ведьма все же собралась с духом и задала свой главный вопрос:
- Но что же это…как же это? Ведь ты – Принцесса!
Тут Белоснежка оторвалась, наконец, от Зеркала и со странной кривоватой ухмылкой
посмотрела Ведьме в глаза:

- А ты думаешь, это что-то меняет?

@темы: Постмодернизьм, Ремейки

---

Анна и Марина. Все время о них думаю.

Айза Пессина Лонго
Два поэта: Анна Ахматова и Марина Цветаева

В сложном литературном мире России первых десятилетий нашего века, которые стали свидетелями зарождения и конца влиятельных литературных течений, Анна Андреевна Ахматова и Марина Ивановна Цветаева были наиболее известными и значительными поэтическими голосами, несравненными и единственными в своем роде, двумя поэтами высочайшего уровня, яркими представителями великой русской поэзии XX века наряду с Блоком, Мандельштамом. Маяковским и Пастернаком. Мы не собираемся искать здесь новые пути для выявления и тем более сопоставления сути их замечательной поэзии, но попытаемся рассмотреть их творчество, приняв во внимание некоторые, отчасти случайные, биографические совпадения, и прежде всего на фоне истории развития российской культуры, поскольку они сложились как поэты в период названный "серебряным веком поэзии" и жизнь их пришлась на то трагическое время, когда большая часть интеллигенции подвергалась изоляции, преследованиям, вынужденной эмиграции. Ахматова и Цветаева в истории русской поэзии были и остаются двумя самобытными и неподражаемыми Поэтами. Никому из других поэтесс, которых много было в мире женской поэзии, не удалось ни раньше, ни после них найти те неожиданные акценты, ту гармонию речи, ту несравненную силу и напряженную мысль, которые делают бессмертным поэтическое слово, а их поэзию, бесспорно, уникальной в мировой поэзии. За свою творческую самобытность и поэтический гений они заслужили самые высокие места на русском Парнасе1 и поднялись еще выше, в космос, где два астероида, малые планеты солнечной системы, с 1982 года носят их имена.
Мы назвали их "Поэты", а не поэтессы. Обе они в разное время отказались от прозаического термина "поэтесса", идущего от благородного слова мужского рода "поэт", приняв идею всемирной миссии Поэта и прекрасно сознавая, что по призванию обе являются поэтами, хотя и родились женщинами.
Итак, этим двум поэтическим голосам, Анны Ахматовой и Марины Цветаевой, судьба уготовила высокую, но трудную задачу - поэтическим языком передать тайный личностный мир чувств и страстен, а также понимание гражданского долга, с разными акцентами, но с единственной целью - оставить о себе память, яркую, всеобъемлющую, выстраданную, где абсолютно все имеет значение и обо всем надо сказать.
Земной облик двух поэтов был запечатлен известными художниками, рисовальщиками и фотографами, а также в поэтическом слове и в биографической и мемуарной прозе. Любители русской поэзии хорошо представляют себе ту единственную маленькую деталь, которая роднила их: "горбоносый профиль...". В остальном не могло быть двух более непохожих людей: одна - аристократического вида, изящная, с царственной осанкой, задумчивая и молчаливая: другая - стройная, живая, обыкновенная, стесни тельная, с рассеянным взглядом зеленых близоруких глаз.
А какими они видели себя? Какую свою черту считали наиболее отличительной? Очень совпадаем поэтический образ, нарисованный о себе Анной Андреевной в 1913 году, с тем, который художник Юрий Анненков приводит в своей книге "Дневник моих встреч" вместе с воспоминанием о первой с ней встрече2:
На шее мелких четок ряд,
В широкой муфте руки прячу,
Глаза рассеянно глядят
И больше никогда не плачут.

И кажется лицо бледней
От лиловеющего шелка,
Почти доходит до бровей
Моя незавитая челка.

И не похожа на полет
Походка медленная эта.
Как будто под ногами плот,
А не квадратики паркета.

И бледный рот слегка разжат:
Неровно трудное дыханье,
И на груди моей дрожат
Цветы небывшего свиданья.
Цветаева сообщает о себе читателю мелкие, но выразительные подробности: "...мой профиль горбоносый / и лоб в апофеозе папиросы, / и вечный смех мой, коим всех морочу, / и сотня - на руке моей рабочей - / серебряных перстней...".
Поэт Николай Гумилев, первый муж Ахматовой, в 1912 году написал любопытное стихотворение "Она", без посвящения, но в котором, по словам самой Анны Андреевны, говорится о ней3:
Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов,
Живет в таинственном мерцанье
Ее расширенных зрачков.

Ее душа открыта жадно
Лишь медной музыке стиха,
Пред жизнью, дольней и отрадной.
Высокомерна и глуха.

Неслышный и неторопливый.
Так странно плавен шаг ее,
Назвать нельзя ее красивой,
Но в ней все счастие мое.

Когда я жажду своеволии
И смел и горд - я к ней иду
Учиться мудрой сладкой боли
В ее истоме и бреду.

Она светла в часы томлений
И держит молнии в руке,
И четки сны ее, как тени
На райском огненном песке.
Марина Цветаева пленяет волшебством своей поэзии и читателя, и художника, и поэта, и случайного друга. Ее внешность никого не завораживала, некоторые черты характера скорее отталкивали, нежели привлекали ее современников. "Какой она была?" - так называется начальная глава "Страниц воспоминаний" (1973-1975), которые ее дочь Ариадна посвятила матери4:
"Моя мать, Марина Ивановна Цветаева, была невелика ростом - 163 см, с фигурой египетского мальчика - широкоплеча, узкобедра, тонка в талии. Юная округлость ее быстро и навсегда сменилась породистой сухопаростью; сухи и узки были ее щиколотки и запястья, легка и быстра походка, легки и стремительны - без резкости - движения... строгая, стройная осанка была у нее: даже склоняясь над письменным столом, она хранила "стальную выправку хребта". Волосы ее, золотисто-каштановые, в молодости вившиеся крупно и мягко, рано стали седеть - и это еще усиливало ощущение света, излучавшегося ее лицом - смугло-бледным, матовым: светлы и немеркнущи были глаза - зеленые, цвета винограда, окаймленные коричневатыми веками. Черты липа и контуры его были точны и четки... нос, тонкий у переносицы, переходил в небольшую горбинку и заканчивался не заостренно, а укороченно... Две вертикальные бороздки разделяли русые брови... Казавшееся завершенным до замкнутости, до статичности, лицо было полно постоянного внутреннего движения, потаенной выразительности, изменчиво и насыщено оттенками, как небо и вода. Но мало кто умел читать в нем. Руки были крепкие, деятельные, трудовые. Два серебряных перстня и обручальное кольцо - никогда не снимавшиеся - не привлекали к рукам внимания, не украшали и не связывали их, а естественно составляли с ними единое целое. Голос был девически высок, звонок, гибок. Речь - сжата, реплики-формулы. Умела слушать; никогда не подавляла собеседника, но в споре была опасна: на диспутах, дискуссиях и обсуждениях, не выходя из пределов леденящей учтивости, молниеносным выпадом сражала оппонента. Была блестящим рассказчиком. Стихи читала не камерно, а как бы на большую аудиторию. Читала темпераментно, смыслово, без поэтических "подвываний", никогда не опуская (упуская!) концы строк: самое сложное мгновенно прояснялось в ее исполнении... Ненавидела быт - за неизбывность его, за бесполезную повторяемость ежедневных забот, за то, что пожирает время, необходимое для основного. Терпеливо и отчужденно превозмогала его всю жизнь... Была человеком слова, человеком действия, человеком долга. При всей своей скромности знала себе цену".
Насколько непохожи А. Ахматова и М. Цветаева как внешне, так и по творческому почерку и эмоциональности, настолько в одинаковой мере их ужасает пустота слова. Их поэзия завоевала сердца читателей благодаря особой выразительности, достигавшейся своеобразной манерой письма: рассудочная, насыщенная, выстраданная трансформация мыслей в простые слова - у одной: жизненная, духовная и физическая потребность, страдание и лихорадочный повседневный поиск самовыражения - у другой. Их сложные отношения с внешним миром выражались очень сходным образом: именно их внутренний мир способствовал раскрытию другого мира, лишая его материального покрова. Вот что говорит Ахматова в своем втором поэтическом сборнике поз названием "Четки"5:
У меня есть улыбка одна:
Так, движенье чуть видное губ.
Для тебя я ее берегу -
Ведь она мне любовью дана.
Позже в "Реквиеме" она скажет:
Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не могла, а то, что случилось,
Пусть черные сукна покроют.
И пусть унесут фонари...
Ночь.
Этому созвучно то, что Цветаева говорит в стихотворении "После России"6:
В мире, где реки вспять,
На берегу - реки,
В мнимую руку взять
Мнимость другой руки...
И еще:
Знаю все, что было, все, что будет,
Знаю всю глухонемую тайну.
Что на темном, на косноязычном
Языке людском зовется -
Жизнь.
Здесь явственно проступает печальное видение внутреннего мира, который подчеркивает хрупкость действительности, что находит выражение в изображении предметов с размытыми очертаниями, постоянно меняющихся в непрерывном потоке образов. Перед нами все время возникают различные картины, которые отражают неясные отношения поэтического "я" с природой, уведенной через столь впечатляющие ее элементы, как море и горы. У ранней Ахматовой часто повторяется воспоминание о "ее" море, символе периода "меланхолического счастья", Гора - это божество для Марины Цветаевой: "Гopa - это прежде всего мои ноги... точность воздвигнутого творения... Люблю все вертикальное: ходьба, гора...". Женщина ищет в страдании воплощение своего лирического "я", устремляя вверх, к "горе" всю тяжесть той воображаемой "горы" "горя", что неумолимо ведет к концу, и в посвящении "Поэмы горы" она пишет:
Вздрогнешь - и горы с плеч,
И душа - горе!
Дай мне о горе спеть:
О моей горе.
Море и горы обоими поэтами понимаются как внутреннее состояние, поскольку это относится к области чувств, ко времени и к определенным моментам их жизни. Творчество - это игра воображения, которое черпает силу в действительности. Но существует ли на самом деле для поэта действительность? Какова она для них и что значила в творческом процессе? Для Цветаевой это было "ремесло", каждодневный труд: "Вдохновение и неустанная работа - вот поэт... чувство ответственности, неизбежное, невозможное иначе...". Это жизненный процесс, включающий и простые веши, которые в силу их постоянного присутствия становятся поэтическим сюжетом: "Спасибо за то, что шел со мною..." - пишет она в длинном стихотворении "Стол". И вместе с письменным столом она славит свое тридцатилетнее "ремесло" - поэтическое творчестве):
Тридцатая годовщина
Союза - верней любви.
Я знаю твои морщины.
Как знаешь и ты мои.
Которых - не ты ли - автор?
Анна Ахматова, как свидетельствуют ее биографы, создавала стихи в уме, мысленно их долго обтачивала, нашептывала про себя слова и лишь после этого записывала то, что воспринималось на слух: на белый лист бумаги стихи ложились в окончательном варианте. Ахматова и в зрелом возрасте прислушивалась к чужому мнению, не отвергала советов. Цветаева никогда не шла на компромиссы, поэзия для нее была не только поэтическим словом, но самой жизнью, ритмической структурой, слуховой и зрительной композицией. Основополагающий элемент у обеих - это поэтическое слово, потому что оно - сама память, наблюдение действительности и отражение внутренних конфликтов; оно наполняется смыслом через безыскусное повествование о простых вещах - у одной, и конвульсивными, контрастирующими акцентами, зачастую метафизическим языком - у другой. И над всем этим животворная любовь, дающая жизнь словам, и потому она должна быть исключительной, выстраданной, необычной, не мешающей воображению: так происходит у юной Анны в ее воспоминании о любви, которая вызываем смутную сердечную боль и приносит страдание. Налет печали, связанный с образом Ахматовой, являющийся частью ее жизнеописания, представляет собой, несомненно, далеко не второстепенный элемент типично женского обаяния, по многим признакам присущего романтизму. В ее ранней поэзии часто повторяется тема любви, но описания любовных мук не кажутся убедительными. В последующие годы уже не будет места для страданий, связанных с расставаниями и несостоявшимися встречами. Любовь станет памятью прошлого, и мир Ахматовой будет меняться вместе с переменами в жизни миллионов ее соотечественников. Верх возьмут непоправимое горе и глубокие страдания жены, матери, гражданки. Теперь перед нами уже другая женщина и иной поэт:
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей -
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своей слезою горячею
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука - а сколько там
Неповинных жизней кончается...
Марина Цветаева, полагаю, была одной из самых сложных женских фигур в мире русской поэзии: двойственная и противоречивая, идущая против течения, под впечатлением от экзальтации, исходящей от проигрыша, отрицания, вплоть до самоуничтожения. В Цветаевой чувствуется необыкновенная гордость одинокой женщины, с постоянной потребностью любви, необъятной, единственной и бессмертной, как... жизнь в час смерти. И Марина эту невозможную любовь создавала через свое лирическое "я" и разрушала ее, когда уже не было полного соответствия. Если Анна Ахматова была любима, сознавая свое обаяние, не лишенное доли самолюбования, то Марина Цветаева искала любовь повсюду, вне себя. Но не она была "субъектом" любви, а ее душа. Жизненная потребность Цветаевой - писать каждый день, чтобы сознавать себя живым созданием, ощущать в себе самые возвышенные чувства, возвеличивать их сверх всякой меры - вплоть до трезвой решимости "больше не существовать", потому что никакая "абсолютная" любовь не могла более питать ее вдохновение7. Анна Андреевна до конца находила в себе самой, в своей внутренней любви силу, чтобы жить и преодолевать трудности, которые жизнь уготовила ей самой и ее Музе. Марина, внешне такая сильная и решительная, не нашла этого мужества, чтобы жить, ни в себе, ни в других, которые могли и должны были ей помочь.
Обеих роднит любовь к своей русской земле, к поэтической традиции, к поискам в области языка и, прежде всего, общих корней, восходящих к Пушкину. Их отношение к Пушкину, поэту и человеку, было совершенно различным. Ахматова, после публикации в 1933 году первого очерка, навеянного мотивами пушкинской "Сказки о золотом петушке" и чтением книги Вашингтона Ирвинга "Альгамбра", затем в течение более тридцати лет последовательно и глубоко продолжала исследовать творчество поэта, регулярно обращаясь к источникам. В итоге она предложила свой тщательный анализ отдельных его произведений, осветив некоторые аспекты жизни и творчества великого поэта, о чем можно прочитать в ее сборнике "О Пушкине", убедившись вновь в ее поэтическом искусстве на примере перевода на русский язык стихов, написанных Пушкиным по-французски.
Цветаева же, наоборот, прочитав всего две работы о нем ("Дуэль и смерть Пушкина" П. Щеголева и "Пушкин в жизни" В. Вересаева), создала свой образ поэта, связав его с первыми воспоминаниями детства, когда в комнате матери она увидела картину "Дуэль": две фигуры в черном поддерживают третьего, в то время как на заснеженном фоне меж голых ветвей удаляется тень другого человека. Пушкин и Дантес станут ее персонажами. Возможно. Марина Цветаева так и не прочитала статей Ахматовой - важных, глубоких, особо значимых с точки зрения остроты психологических наблюдений. В 50-х годах Ахматова прочла эссе "Мой Пушкин"8, написанное Цветаевой в 1937 году, и дала ему такую оценку: "подобной пушкинистке... нельзя было позволить даже приближаться к Пушкину...". Как поэты они познакомились довольно рано, в 1912 году, когда Цветаева впервые прочитала стихи из сборника "Вечер", после чего у нее возникло чувство безграничного восхищения Ахматовой. В 1916 году она посвятила ей целый цикл из 13 стихотворении (из которых десятое не завершено). Содержание писем, отправленных "петербургской сестре", свидетельствует о типичной для Цветаевой эмоциональной восторженности: "Ах, как я Вас люблю, и как я Вам радуюсь, и как мне больно за Вас, и высоко от Вас!". Между ними никогда не было настоящего соперничества или ревности. Вспоминая о своей поездке в Петербург зимой 1915 года, спустя двадцать лет Марина Цветаева напишет: "Читаю весь свой стихотворный 1915 год - а все мало, а все - еще хотят. Ясно чувствую, что читаю от Лица Москвы и что этим лицом в грязь - не ударяю, что возношу его на уровень лица - ахматовского. Ахматова! - Слово сказано. Всем своим существом чую напряженное - неизбежное - при каждой моей строке - сравнивание нас (а в ком - и стравливание): не только Ахматовой и меня, а петербургской поэзии и московской. Но, если некоторые ахматовские ревнители меня против меня слушают, то я - то читаю не против Ахматовой, а - к Ахматовой.
Читаю, - как если бы в комнате была Ахматова, одна Ахматова. Читаю для отсутствующей Ахматовой. Мне мой успех нужен, как прямой провод к Ахматовой. И если в данную минуту хочу явить собой Москву - лучше нельзя, то не для того, чтобы Петербург - победить, а для того, чтобы эту Москву - Петербургу - подарить, Ахматовой эту Москву в себе, в своей любви, подарить, перед Ахматовой - преклонить...
Что я и сделала, в июне 1916 года, простыми словами:
В певучем граде моем купола горят,
И Спаса Светлого славит слепец бродячий... -
И я дарю тебе свой колокольный град,
Ахматова! и сердце свое в придачу.
Чтобы все сказать: последовавшими за моим петербургским приездом стихами о Москве я обязана Ахматовой, своей любви к ней, своему желанию ей подарить что-то вечнее любви, то подарить ей - Кремль, я бы наверное этих стихов не написала. Так что соревнование, в каком-то смысле, у меня с Ахматовой - было, но не сделать лучше нее, а - лучше нельзя, и это лучше нельзя - положить к ногам...".
Только позднее, в 1940 году, по возвращении на родину через семнадцать лет, Марина Цветаева, после публикации сборника Анны Ахматовой "Из шести книг"9, переменила свое восторженное отношение к ней на суждение, продиктованное незнанием того, что произошло с "Музой плача, прекраснейшей из Муз!"10.
"Прочла - перечла - почти всю книгу Ахматовой, и - старо, слабо. Часто (плохая и верная примета) совсем слабые концы, сходящие (и сводящие) на нет... Просто был 1916 год, а у меня было безмерное сердце, и была Александровская слобода, и была малина и была книжка Ахматовой... Была сначала любовь, потом - стихи... Непоправимо - белая страница... Но что она делала: с 1914 г. по 1940 г.? Внутри себя, Эта книга и есть "непоправимо-белая страница"...".
Это суждение об Анне Ахматовой выпадает из общего ряда. Трагические обстоятельства сказались и на хронологии - ключе к пониманию, столь важному для самой Цветаевой, которая на вопрос "Почему вы пишете такие разные стихи?" - ответила - "Потому что и годы разные".
Ахматова, со своей стороны, ни разу не ответила взаимностью на восторженное отношение к ней Цветаевой. У них была только одна настоящая встреча. 7 и 8 июня 1941 года, во время приезда Ахматовой в Москву. Об этой встрече Ахматова пишет с иронической интонацией в заметках от 1959 года, хранящихся в разных архивах: "Наша первая и последняя двухдневная встреча произошла в июне 1941 г. на Большой Ордынке. 17. в квартире Ардовых (день первый) и в Марьиной роще у Н.И. Харджиева (день второй и последний). Страшно подумать, как бы описала эти встречи сама Марина, если бы она осталась жива, а я бы умерла 31 августа 41 г. Это была бы "благоуханная легенда", как говорили наши деды. Может быть, это было бы причитание по 25-летней любви, которая оказалась напрасной, но во всяком случае это было бы великолепно. Сейчас, когда она вернулась в Москву такой королевой и уже навсегда (не так, как та. с которой она любила себя сравнивать, т.е. с арапчонком и обезьянкой в французском платье с большим декольте), мне хочется просто "без легенды" вспомнить эти два дня. Марина ушла в заумь. См. "Поэму воздуха". Ей стало тесно в рамках Поэзии. Она - подобна дельфину, как говорит у Шекспира Клеопатра об Антонии. Ей было мало одной стихии. и она удалилась в другую или в другие". Это не единственное свидетельство той памятной встречи! Существуют и другие, противоречивые версии, согласно которым обе женщины виделись недолго, потом пошли в театр, либо в театр они пошли лишь во второй день и расстались до начала спектакля, а согласно другой версий, в театр Ахматова отправилась одна. О чем они говорили при встрече? Первая дочь Марины Цветаевой Ариадна Эфрон, встретившаяся с Анной Андреевной после своего возвращения из ссылки, цитирует ее слова в книге воспоминаний "О Марине Цветаевой": "М.И. много мне рассказывала про свой приезд в СССР, про Вас и Вашего отца и про все то, что произошло... читала мне свои стихи, которые я не знала...". Ариадна добавляет: "Рассказала, что мама, будучи у нее, переписала ей на память некоторые стихи, особенно понравившиеся А.А., и кроме того подарила ей отпечатанные типографически оттиски поэм - "Горы" и "Конца"... М.И. подарила мне вот это - янтарные бусы, старинные...". Анна Ахматова и Марина Цветаева - это два Попа. два астероида мировой поэзии. Они ославили в истории современной поэзии ярчайший след, уходящий дальше полета кометы и выше птиц. Они такие разные и такие похожие в своем духовном одиночестве, в драматизме жизненных судеб, в поэтическом предназначении.
Когда осенью 1939 года Ахматова узнала об аресте дочери и мужа Цветаевой, с Мариной ее сроднило собственное горе, связанное с судьбой сына Льва. К тому времени уже была написана большая часть "Реквиема", и 10 марта 1940 года "Эпилог" будет завершен следующими стихами:
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали.
И тихо идут по Неве корабли.
16 марта, словно в непрерывном потоке горя, из дома на Фонтанке появляются стихи, посвященные Цветаевой - "Поздний ответ", а двадцать лет спустя, 10 ноября 1961 года, в четверостишии из стихотворения "Нас четверо" происходит признание поэтической души Цветаевой:
Двух? А еще у восточной стены,
В зарослях крепкой малины.
Темная, свежая ветвь бузины...
Это - письмо от Марины.
Стихи "Поздний ответ", которые Марина так никогда и не прочитала, отмечены печатью общего призванья и духовного единения, возносятся над самой жизнью, отмеченной горем и глубокими ранами; они - между Музой, которая была выразительницей поэтического и человеческого смысла той эпохи, и поэтической Душой в ее всеобъемлющей сути, вне времени и пространства:
Поздний ответ
М.И. Цветаевой
Белорученька моя, чернокнижница...

Невидимка, двойник, пересмешник.
Что ты прячешься в черных кустах.
То забьешься в дырявый скворечник,
То мелькнешь на погибших крестах.
То кричишь из Маринкиной башни:
"Я сегодня вернулась домой.
Полюбуйтесь, родимые пашни,
Что за это случилось со мной.
Поглотила любимых пучина,
И разрушен родительский дом".
Мы с тобою сегодня, Марина,
По столице полночной идем,
А за нами таких миллионы,
И безмолвнее шествия нет,
А вокруг погребальные звоны,
Да московские дикие стоны
Вьюги, наш заметающей след.
16 марта 1940 г.
Фонтанный Дом
Примечания

1. Цитируется по Е. Баратынскому - "Не подражай: своеобразен гений". вверх
2. Встреча произошла в конце 1913 или начале 1914 года в помещении знаменитого кафе "Бродячая собака", где в течение ряда лет в его дымных подвалах встречались наиболее видные представители петербургской интеллигенции. вверх
3. Николай Гумилев. Стихотворения и поэмы. Ленинград. 1988. с. 167. вверх
4. Ариадна Эфрон, О Марине Цветаевой, Москва, 1989, с. 33-34. вверх
5. Оригинал по тексту: Анна Ахматова. Сочинения в двух томах, Москва. 1986. вверх
6. Оригинал по тексту: Марина Цветаева, Стихотворения и поэмы. Ленинград, 1990. вверх
7. Марина Цветаева покончила жизнь самоубийством в Елабуге 31 августа 1941 г. вверх
8. Марина Цветаева. Сочинения в двух томах, Москва. 1984. т. 2. вверх
9. Сборник стихов, выпущенный издательством "Советский писатель" в Ленинграде в 1940 году. В него вошли: Ива (1940), Anno Domini (1923), Подорожник (1921), Белая стая (1917), Четки (1914), Вечер (1912). вверх
10. Первый стих первого стихотворения цикла с посвящением "Ахматовой". 19 июня 1916 г.
www.akhmatova.org

@темы: Я и мир, Чего расскажу (покажу)!, Интересно-то как..., Стихи

---

"Подруга". Один из моих любимых циклов у Марины

14
Есть имена, как душные цветы,
И взгляды есть, как пляшущее пламя...
Есть темные извилистые рты
С глубокими и влажными углами.

Есть женщины. — Их волосы, как шлем,
Их веер пахнет гибельно и тонко.
Им тридцать лет. — Зачем тебе, зачем
Моя душа спартанского ребенка? *

Вознесение, 1915

*мои любимые строки

@темы: Хочу, Нравится, Я и мир, Стихи

---

Николай Доля

Вторая часть

Итак, Ребенок, который начинается задолго до своего начала. «В тринадцать — она уже сновидит его»47. Да, тут Марина Цветаева права. Не знаю, она это чувствовала, или была знакома с какими-то исследованиями, но мысль уловлена правильно: есть инстинкт размножения. Он есть, и его нельзя не учитывать. Половое созревание девочки завершается как раз к двенадцати-тринадцати годам. У нее появляется нормально работающий аппарат, готовый к применению, и он начинает посылать свои позывы в мозг, организм, но чаще работает на подсознание... Чуть раньше, лет двести назад, даже в России можно было выйти замуж в десять-двенадцать лет. (Например, матери А.Грибоедова в момент его рождения было 13 лет, отцу — 52). И в нынешнее время в слаборазвитых племенах, двенадцатилетний возраст девочки считают достаточным для вступления в брак и продолжения рода. Не скажу, что это оправдано с точки зрения медицины, но так есть, так было. Кроме того, как известно, со средствами контрацепции в прошлом было туговато, соответственно, рожали чуть ли не каждый год, и если не умирали к 22-25 годам, то в 26-30 становились бабушками и в прямом, и переносном смысле. Организм изнашивался до предела, и любая болезнь могла довести еще молодую (по нынешним меркам) женщину до могилы. Сейчас, конечно же, проще. Во всех цивилизованных странах введен нижний возраст вступления в брак. У нас сейчас он снижен до 16 лет, а в крайних случаях — до 14-ти. Но не только это — при остановленных предприятиях снижение минимального возраста при поступлении на работу до 14 лет, отмена обязательного среднего образования (когда в Японии намечается переход ко всеобщему высшему) —похоже, что такова идеология Российского государства, направленная на уничтожение собственного народа.

Да, ладно, у каждого есть своя голова на плечах.

Для простоты анализа вернемся лет на двадцать назад — в светлое социалистическое прошлое — застой. Если кто не знает, то показ обнаженной задницы на экране в течение 5 секунд, означал, что этот фильм «Детям до шестнадцати...», и половина девчонок в десятом классе думала, что от поцелуев бывают дети... Были и такие времена. Что же происходит в таких условиях с инстинктом размножения? В тринадцать девочка может и сновидит, и где-то между ног чешется, но... Ни у кого расспросить или ни где прочитать нельзя. А приход первых месячных воспринимается как трагедия. И объяснение-предупреждение «любящей» свою доченьку мамы: «Если принесешь в подоле — своими руками придушу». Этим и заканчивается сексуальное воспитание девочки в семье. Все остальное — со двора, из школы, из пионерского лагеря... Где покажут, обучат, объяснят. Но многие ли могут воспринять это правильно, особенно в таком изложении...

С пятнадцати до семнадцати девушка мечтает о ребенке как об игрушке, который откуда-то возьмется, без ничьего вмешательства. Но близится восемнадцать, и скоро можно будет выйти замуж, то есть официально иметь мужчину. Выбор жениха необязательно начинается в этом возрасте, самые нетерпеливые начинают искать пораньше и, забеременев, через скандалы и унижения, добиваются брака или же идут на подпольные (или легальные) аборты или искусственные роды.

Восемнадцать минуло, и если не надо продолжать учиться, то ничего другого не остается, как выполнить это непреодолимое задание, поддаться инстинкту — родить. Сколько? Сколько было запрограммировано воспитанием, разговорами с мамой, телевизионными программами и т.д. Да, с тринадцати лет девушка — взрослая, более взрослая, чем сверстники-мальчики, потому что девушки знают, что им надо. Родить!!! Это знание толкает ее просто на «бандитские» поступки. Она уверенно говорит своему избраннику: «Я знаю, что нам надо». И этого достаточно. Он же никогда в жизни сам еще не принимал самостоятельных решений. Кто бы ему дал? Тем более, он всегда привык слушать и слушаться женщин: мама, бабушка, воспитательница в детском саду, учительница, сначала первая, потом все остальные, соответственно, потом — жена.

Мужчине ребенок нужен эпизодически, у него тоже бывает, что проявляется инстинкт продолжения рода, но это бывает нечасто, притом и недолго: в 23-24, 29-30, 37-38 лет... В это время он начинает подумывать о наследнике, но потом, если не получается, снова надолго о нем забывает. Если сравнивать по взрослости, то девушке 13-ти лет соответствует юноша 24-25 лет. До этого возраста если его и интересует противоположный пол, то только в мечтах, или как объект (туловище), куда можно справить сексуальную нужду. А если после этого появляется ребенок, то он как порядочный человек чаще всего вынужден жениться, что тоже вдолблено ему в голову воспитанием.

Но сейчас, на пороге третьего тысячелетия, когда порнуху показывают по всем каналам телевидения в любое (даже детское) время, когда прилавки завалены секс-продукцией на любой вкус, сейчас главный учитель по половому воспитанию — видик, который есть в каждом доме, с целой кучей порнокассет к нему. Дети же в основном предоставлены сами себе...

Идет самое смутное время в истории России — полный идеологический вакуум... Детей воспитывают бандиты и уголовники со страниц примитивных детективов вместе с Бивисом и Батхедом с экранов телевизоров. Культ халявных денег выдвигает новых кумиров для подражания: валютная проститутка или топ-модель, новый русский или мафиози — причем, это со стороны средств массовой информации, а, следовательно, и государства. В семье — еще хуже: родители, пропитанные отжившей коммунистической идеологией, даже не представляют, какие идеалы они могут воспитывать в своих детях... Ведь это же роль государства... Поэтому, даже в самой захудалой деревне сейчас редко найдешь четырнадцатилетнюю девственницу. Малолетние проститутки предлагают себя за мизерную плату: за пачку сигарет или пару пива готовы на все. Инстинкт вылез наружу в самой уродливой форме. Тем более в любом, более-менее посещаемом молодежью месте, всегда можно найти наркотики: от ЛСД до марихуаны... Причем, все это знают, но никому нет дела...

Хватит о грустном, пора возвращаться к «Письму к Амазонке». Да, силен инстинкт, еще сильнее моральные установки, связанные с деторождением. Вы видели женщину, которой за сорок и нет детей? Она же себя изводит так, что в сорок два у нее происходят необратимые гормональные изменения, и она физиологически становится бабушкой.

Но не это мы читаем в «Письме...». Здесь ребенок воспринимается и преподносится как единственный повод для разрыва, и как оправдание этого разрыва, в отношениях между двумя девушками. К их истории мы и перейдем.

«Здесь врага нет»48. Подруга не может олицетворять собой, противоположный пол, инопланетный, враждебный, агрессивный и т.д. И сразу же, наряду с заблуждением и основой для их дальнейшей размолвки, появляется мысль созидательная: есть я новая, полюбленная. Человек, который находится рядом с тобой, признается моим «Я», таким же, равным моему, «Я». Мое Эго, не только признает другое Эго, но и любит его. В том смысле, что «не надо было отрекаться от себя, чтобы стать женщиной, ей достаточно было лишь дать себе полную волю (спуститься до самых глубоких своих глубин) — лишь позволить себе быть. Ни ломки, ни дробления, ни бесчестья»49. То есть, если себе можно позволить все, то как же не позволить это же другой? Тем более что не надо хитрить, притворяться, прятаться, только позволить себе быть — быть Женщиной, быть той, кто ты есть. И только из-за того, что она доверилась подруге, доверила себе, просто дала себе полную волю.


«И — слово-итог:

О, я! О, милая я!»50


А заблуждение? Заблуждение не менее глобальное, чем все остальные: «Я новая, но спавшая внутри меня и разбуженная этой другой мной, вот этой предо мной, вынесенной за пределы меня»51. Здесь и происходит дробление, от которого бежит Марина: на худшее и лучшее, на душу и тело. «Я себя знаю как облупленную, и если взять от меня все, все, что во мне спит, самое лучшее, даже то, о чем я и не догадываюсь, отделить это и воплотить в другом человеке, то... Вот она предо мной... Как же можно такую не любить? Как ей не позволить все? А вслед за нею можно позволить это и себе» — так примерно думает девушка. Но, выделив лучшее из себя и воплотив это в той другой, что останется? Собственное ненавидящее сердце... и через некоторое время понимание того, что соединить себя и себя лучшую снова в единое целое — нельзя. Вот он и разрыв... Пока еще будущий, не проявленный...

В этом же «Письме», чуть далее, Марина Цветаева определяет взаимоотношения между двумя любящими женщинами как «ловушку Души». Девушке (по «Письму...» — Младшей) «хочется любить — но... она любила бы, если бы... (могла — НД). И вот она в объятиях подруги, прижавшись головой к груди, где обитает душа«52. Поначалу Марине удается любить, любить даже слишком. Прислушайтесь: «Слишком цельное целое. Слишком единое единство»53. «В данную минуту она счастлива и вольна, вольна любить сердцем, не телом, любить без страха, любить без боли.
А когда боль все же случается — оказывается, что это нисколько не боль. Боль — это <...> стыд, сожаление, угрызения, отвращение. Боль — это измена своей душе с мужчиной, своему детству — с врагом»54.

Все прекрасно, весь мир вокруг цветет, все слишком есть...

«Что скажут люди» не имеет никакого значения, не должно иметь никакого значения, ибо все, что они говорят, сказано зло, все, что они видят, увидено злобно. Злым глазом зависти, любопытства, безразличия. Людям нечего сказать, они погрязли в зле»55.

Это высказывание почти верно, в том смысле, что прислушиваться к общественному мнению, которое живет только в голове того, кто его слышит, бесполезно. Они (люди), все равно, ничего не знают и знать не хотят ни о ком, кроме себя, а до взаимоотношений других людей им, вообще, нет дела — посудачат и тут же забудут.. Ведь зависть, любопытство, безразличие людей опаляет не только однополые, но и разнополые пары. Единственное, что можно добавить для уточнения, слова Иисуса Христа из Нагорной проповеди: «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то всё тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?»56 Если бы Марина Цветаева любила себя, на нее не смотрели бы с такой ожесточенной злобой: «зло... злобно... злым... зле»57.

«Церковь и Государство? Им нечего возразить на это, пока они гонят и благословляют тысячи юношей на убийство друг друга»58.

Под этим смело подписываюсь. Да, церковь и государство нуждаются в несчастных людях. Иначе, как тогда можно управлять, как можно держать стадо в повиновении? Но любящий человек практически не подвластен разрушительному действию и этих давящих сил. Любое управление, строящееся на страхе, лжи и гордыне, все равно, обречено на провал.

Но, что мы читаем далее в «Письме...»? Далее снова, и только на основе заблуждений, эгоизма и гордыни самой М. Цветаевой идут размышления о Природе:

«Но что скажет, что говорит об этом природа, единственная карательница и защитница наших физических отступничеств? Природа говорит: нет. Запрещая сие в нас, она защищает самое себя, ее. Бог, запрещая в нас нечто, делает это из любви к нам, природа, запрещая в нас то же, делает это из любви к себе, из ненависти ко всему, что не она. Природа так же ненавидит монастырь, как и остров, к которому прибило голову Орфея. Она карает нас вырождением. Но в монастыре у нас есть Бог, чтобы просить его о помощи, на Острове же — только море, чтобы утопиться»59. Или чуть дальше: «Выбор или инстинкт?»60

Не сразу, а только через 16 лет, находится хоть какая-нибудь причина, чтобы оправдать свое неумение любить: «Это (ребенок) — единственная погрешность, единственная уязвимость, единственная брешь в том совершенном единстве, которое являют собой две любящие друг друга женщины«61. (Подчеркнуто мною — НД)

Возникла непредвиденная ситуация: «Все слишком есть»62, поэтому Марина и говорит: «Ей самой ничего больше не нужно, но слишком многое, но все в ней жаждет отдарить. — «Мне хотелось бы любить тебя маленькой» — точно то же говорит женщина: — Мне хотелось бы любить тебя маленьким. Еще тебя. Еще одну тебя. Тебя, порожденную мной. И, наконец, — тот безысходный, истошный, неодолимый вопль:—Ребенка от тебя!»63

Разберемся, зачем же ей в такой ситуации ребенок? Чего хочет Марина? Чтобы ее любимая раздвоилась и стала одновременно и Старшей и Младшей... Зачем? Есть ли на то причина? Конечно, есть. И это уже было описано.

Вспомним первые главы книги Бытие, связанные с первым грехопадением человека. Бог создал человека по образу и подобию Божиему, мужчину и женщину создал их. Значит, появился на земле человек сразу в двух видах, обоих полов. Мужчина и женщина были равны и совершенны. Но мужчина, возомнив себя первородным и т.д. и т.п., и только из-за того, что у него есть лишняя запчасть — животворящая, не принял предложения первой женщины (Лилит) быть равными. Он захотел сам первенствовать и «всем владети». И не получилось у них ничего. Оба были самодостаточны, поэтому просто игнорировали друг друга. Вот это и есть первое грехопадение. А раз не получилось равенства, то Бог взял одну из частей мужчины и сделал из нее помощника... и привел к нему. На этот раз, кровь от крови...

Жена, а не женщина. Ева, а не Лилит. Соответственно, как потом сказал фарисей Савл, глава жене — муж, а мужу — Христос. А все началось еще со времен сотворения мира. Адам принудил Бога быть рабовладельцем, а жене досталась роль рабыни. Сам же он оказался меж двух огней (с виду), а на самом деле, он, в принципе, никакой. Он — раб того, кого никогда не видел, не знал, не слышал... зато хочет, чтобы его почитали в своей семье за Бога. Однако в силу своей неспособности к любой ответственности, управлять он ни кем и ни чем не может — вот и достается вся власть по христианской вере — куску безмозглой кости, а по иудейской вере — неопределенной части тела, скорее всего, хвосту (другой ненужной части не нашел), то есть, Еве — жене. Отсюда: от установления отношений собственности на человека и иерархии в семье — и следуют все неприятности. И именно Адам своим первым грехопадением ввел их в мир. Дальнейшее грехопадение — это уже мелочи... Только для того, чтобы сама жена (Ева) не считала себя человеком.

Так и Марина хотела, чтобы ее любили и сверху, и снизу и желательно, чтобы это был еще один тот же человек. Чтобы она была Младшей у Старшей, а сама (как хотела бы) распоряжалась маленькой Старшей (ребенком), проявляя над ней неограниченную власть. Абсолютно деструктивное желание.

Почему же нельзя любить на равных? Зачем нужно это разделение? У меня есть одно предположение, что Марина не могла подчиняться никому, даже обстоятельствам, не то что человеку. И дать что-то даже любимой ей было так тяжело, так сложно. Поэтому, посчитав, что если бы она дала жизнь своей новой «Старшей», она могла бы всецело отдарить!!! Ведь однажды жизнь ее чуть не поставила в это положение старшей, в отношениях с Сонечкой Голлидей. И Марина, зная, чем это все закончится, когда не в роли Младшей она будет разводить подругу, а самой придется брать ответственность и только выполнять капризы Сонечки, она не смогла позволить себе больше, чем поцелуи при встрече и прощании, да братские обнимания...

Да, еще мне кажется, Марина никогда бы не влюбилась в женщину, имеющую детей — изревновалась бы. Любимую она хотела обрести «полностью» и ни с кем не делить. А ребенок только для того и существует, чтобы его любила собственная мать.

Как только появилась навязчивая мысль о ребенке, любовь двух девушек все более и более обесценивается. Сначала в ней звучит мотив материнской любви: «Причем непреложно — эта отчаянная жажда появляется у одной, младшей, той, которая более она. Старшей не нужен ребенок, для ее материнства есть подруга. — Ты моя подруга, ты мой бог, ты — мое все.
Но младшая хочет не быть любимым ребенком, а иметь ребенка, чтобы любить»64.

Не знаю я материнской любви в любовных отношениях, ее здесь быть не может. Это деградация, причем, инициированная Младшей. Я даже не встречал, чтобы матери, вообще, любили своих детей. Чаще всего это слепое обожание или изнуряющее соревнование сначала с мужем, свекровью, другими родственниками, потом со снохой или зятем за первое место в жизни своего чадушки. Да, матери кормят, одевают, учат, заботятся, иногда даже жертвуют собой или своим счастьем ради ребенка... Это и все? Это и есть любовь? По-моему, если это — не долг, то, по крайней мере, мазохизм (к себе) с изрядной долей садизма (к ребенку). Причем тут любовь?

Дальше — хуже: сначала ревность, потом ненависть... Но об этом позже. Есть одна очень хорошая фраза в «Письме»: «Надо сказать, что старшая боится сильнее, чем хочет ребенка другая»65 — вот она причина — страх. Младшей ребенок не нужен вовсе, и хочет она его только своим «чревом»66 (очень не нравится слово, но... по первоисточнику), то есть по своей скотской природе. Если человек не хочет быть человеком, то он должен деградировать — в скотину, которая не может свои желания контролировать, а действует только по своему животному инстинкту. Но, как правильно заметил Роберт А. Уилсон: «люди в буквальном смысле сражаются за выживание, что, несмотря на утверждения Дарвина, не свойственно ни одному животному. <...> только люди сражаются сознательно«. И как вывод: «большинство людей умирает от отравления адреналином»67.

А когда подчинение животным инстинктам становится подвигом, для которого годны все средства, то зачем же тогда божественная сущность, любовь, разум, совесть и т.д. и т.п.? Соответственно, желания одной стороны, вызывают ответные реакции с другой стороны. Так всегда во взаимоотношениях двух любящих людей: если один делает шаг навстречу, то второй человек делает такой же шаг навстречу, и, наоборот, стоит только подумать о чем-то, отбрасывающем в сторону или назад, то у другого сразу же, в тот же миг, появляется в голове аналогичная мысль — это же касается и действий. Вот как пишет Цветаева:

«Старшая как бы своеручно творит отчаяние подруги, превращая ее радость во вздох, вздох — в желанье, желанье — в одержимость. Одержимость старшей творит одержимость младшей. — Ты уйдешь, ты уйдешь, ты уйдешь. Тебе хочется иметь его от меня, тебе захочется его от первого встречного... — Ты опять думаешь об этом... — Ты поглядела на того мужчину. Чем не отец твоему ребенку! Уходи — ведь я не могу тебе его дать...
Наши опасения напоминают, наши страхи внушают, наши одержимости осуществляют. Вынужденная молчать, младшая думает о ребенке непрестанно, она ничего не видит вокруг, кроме молодых матерей с детьми на руках. И мысль, что у тебя никогда не будет такого, потому что никогда, никогда ты ее не покинешь. (В эту-то минуту она ее и покидает.)»68

Можно не обращать внимания на то, что всю вину Марина сваливает на Старшую, ведь себя она в паре с Соней Парнок считала себя Младшей. Но это ведь у нее же появилось такое желание — иметь ребенка и только потому, что у нее в голове существовало такое заблуждение: «Нельзя жить любовью. Единственное, что живет после любви — это Ребенок»69. Стоило бы только отказаться от этой мысли... Впрочем, сразу же нашлась бы другая. Так как существует «собственное ненавидяще сердце», причем с обеих сторон. У Цветаевой есть еще одна и вовсе вредная установка: «любовь и смерть, безотлучно стоящая подле»70. То есть, для Марины — что любовь, что смерть — это одного поля ягоды. И то и другое — запредельно, то есть, невозможно на этой земле, пока ты жив. А будет ли что-либо после смерти и что? А запредельное манит и влечет, но страх... Он не дает приблизиться ни к первой, ни ко второй...

И Младшая бежит, бежит сломя голову от своей любви, от своей женщины, не от Старшей, а от себя. Куда? Да куда глаза глядят... «Перед тем как уйти, ей захочется умереть. Потом, совсем умершая, ничего не понимая, ничего не желая, ни о чем не думая, движимая только одним и тройным жизненным инстинктом — молодость, дление, чрево, — она вдруг слышит свой смех и шутки в час никогда не пропускаемого свидания, на другом конце города — и жизни — неважно с кем — с мужем приятельницы или подчиненным отца, только бы это не была она.

Мужчина, после женщины, какая простота, какая доброта, какая открытость. Какая свобода! Какая чистота.

Потом будет конец. Начало любовника? Странствие по любовникам? Постоянство мужа?

Будет Ребенок»71.

Я, конечно, не понимаю, насколько девушке с мужчиной проще, чище, добрее, свободнее... Тем более, если «душа умерла» — для трупа... И не потом будет конец, конец уже наступил — «совсем умершая, ничего не понимая, ничего не желая, ни о чем не думая»72 — и это человек? Или голодная самка в поисках самца, любого, первого встречного, лишь бы оплодотворил... Грустно.

После первого встречного пойдут стада таких первых встречных, но какое ей дело? Она же уже умерла. Умерла как человек. Ведь только человек, в отличие от всех животных, способен любить. Но она не смогла, поэтому и сбежала, испугавшись. Отказалась от любви, убила свою любовь...

Тут можно снова вернуться к первым страницам «Письма к Амазонке».

После нескольких комплиментов, в знак благодарности за то, что некоторые мысли Натали Барни Цветаевой все же понравились, она сразу же кидается в бой. Что зацепило Марину в этой книге, сказать трудно, но такие высказывания, как «Брак — фальшивая ценность», «Иллюзия — лень духа», «Отказ — героизм посредственности», «Вялость. Лицемерие, Долг, Жалость, Скука, Умеренность, Отказ — семь смертных добродетелей»73, не могли оставить Марину равнодушной. Ее обвиняют в таких грехах! Но, по-моему, это она сама себя обвиняет.

Хочется сказать несколько слов о браке Марины с Сергеем Эфроном. Обязательно ли ей нужен был брак, чтобы быть вместе с любимым человеком? Нет, она просто хотела связать себя, заставить себя вечно заботиться о человеке, которого, нет, не полюбила, пожалела. Еще в 1911 году мысли, подобные тем, что она прочитала у Барни, высказывал Марине Макс Волошин, узнав о ее предполагаемой свадьбе. К сожалению, его письмо не сохранилось, но в очерке «Живое о живом», написанном в 1932 году, Цветаева вспоминает: «В ответ на мое извещение о моей свадьбе с Сережей Эфроном Макс прислал мне из Парижа, вместо ободрения или, по крайней мере, одобрения — самые настоящие соболезнования, полагая нас слишком настоящими для такой лживой формы общей жизни, как брак»74. На то письмо Марина ответила:


«Ваше письмо — большая ошибка.

Есть области, где шутка неуместна, и вещи, о которых нужно говорить с уважением или совсем молчать за отсутствием этого чувства вообще.

В Вашем издевательстве виновата, конечно я, допустившая слишком короткое обращение.

Спасибо за урок!

19-го ноября 1911 г. Марина Цветаева»75.


Теперь снова, теперь Н. Барни тем же самым колет.

Но послушаем, что говорит сама Марина о своем браке: «Дома мне очень тяжело... Все чужое. Единственное, что уцелело — сознание доброкачественности С<ергея> Я<ковлевича> и жалость с к<оторой>, когда-то, все и началось»76. Это в письме В.Н. Буниной, 10 января 1935 г. Так что же было? Любовь или жалость? Или вот еще одна из характеристик этого брака, только с другой стороны. Сергей Эфрон пишет в письме М. Волошину 23 декабря 1923 года: «Нужно было каким-либо образом покончить с совместной нелепой жизнью, напитанной ложью, неумелой конспирацией и пр<очими>, и пр<очими> ядами. <...> О своем решении разъехаться я и сообщил Марине. Две недели она была в безумии. Рвалась от одного к другому. (На это время она переехала к знакомым). Не спала ночей, похудела, впервые я видел ее в таком отчаянии. И наконец объявила мне, что уйти от меня не может <...> Она вернулась. Все ее мысли с другим. <...> Я знаю — она уверена, что лишилась своего счастья. <...> Невозможность подойти, очень часто раздражение, почти злоба. Я одновременно и спасательный круг и жернов на шее. <...> Жизнь моя сплошная пытка. Я в тумане. <...> Непосредственное чувство жизни убивается жалостью и чувством ответственности. <...> Но мое сегодня — сплошное гниение. <...> Какое-то медленное самоубийство»77. И еще очень и очень много... Письмо написано в период «страшной» любви Марины к Родзевичу.

И теперь Барни говорит Марине, всю жизнь посвятившей себя именно иллюзиям (жизни в вымышленном мире, созданию себя, как великого поэта и т.д.), что это — «лень духа»... Или фраза, еще более ранящая. На ней Марина сразу, с первых слов своего письма, заводится: «Отказ — героизм посредственности». Это под дых. Ей, Марине, всю жизнь отказывавшей, или думающей, что она отказывает себе во всем, хотя отказывалась она только от одной прихоти ради другой... Да как же так можно?!!

Не согласна она с такой постановкой вопроса, никак не хочет согласиться. Отрешенность (по мнению Ю. Клюкина) или отказ (по мнению А. Саакянц), какая, в принципе, разница? Тем более что во французском языке эти слова могут иметь чуть ли не одинаковое значение. Для Цветаевой отказ или отрешенность, или и то, и другое, — героический подвиг, которому она посвятила жизнь. Но «иметь все сказать — и не раскрыть уст, иметь все дать — и не раскрыть ладони. Сие <...> есть главная пружина моих поступков»78. Остановимся на том, что для подавления силы своих желаний Марине нужны бесконечно большие усилия, чем для того, чтобы их удовлетворить, как «дышать или не дышать».

Хотя, как посмотреть. Не дышать — заветная мечта Цветаевой, но она невыполнима, она слишком трудна для нее. В других же случаях, отказ и отрешенность — это предоставление событиям течь так, им вздумается — самотеком, а что будет твориться с нею — без разницы. Очень иллюстративны в этом смысле два письма Ланну от 6 и 12 (русского) декабря 1920 года, где Марина показывает свою жизнь без прикрас, когда в ее комнате полный беспорядок, потому что поэт не может заниматься уборкой помещения и т.д., а Аля еще очень мала79. Или вспомним Родзевича, и разрыв с ним...

Цветаева жаловалась Бахраху: «Я рассталась с тем, любя и любимая, в полный разгар любви, не рассталась — оторвалась! В полный разгар любви, без надежды на встречу. Разбив и его и свою жизнь. Любить сама не могу, ибо люблю его, и не хочу, ибо люблю его. Ничего не хочу, кроме него, а его никогда не будет. Это такое первое расставание за жизнь, потому что, любя, захотел всего: жизни: простой совместной жизни, то, о чем никогда не «догадывался» никто из меня любивших. — Будь моей. — И мое: — увы! —»80 — Вот он чистый отказ, жертва любовью ради мужа и дочери... Сколько раз она потом жалела, что не осуществила этого...

И как единственное обоснование собственной правоты звучит вывод: «Отказ? Окаменевшая борьба»81. И сразу же, чувствуя, что любые доводы будут здесь неубедительными: — «не снисхожу». Что означает: Цветаева не будет спорить по этому поводу — это слишком серьезная тема, тем более, даже если привести пример из своей жизни постороннему человеку, ничего не докажешь.

Одно только ясно, что любовь (для Цветаевой) может длиться не более двух-трех суток, после этого появляется необходимость доказывать, что это именно она и была. Сразу требуется ребенок, иначе, как поверишь, как ощутишь? Крутая фраза: «Гибнут они — или гибнет любовь (перерождается в дружбу, в материнство...)»82

Тому «нормальному существу», «Которому больше хочется иметь ребенка, чем любить. Которое больше любит своего ребенка, чем свою любовь»83 (кроме того: «Но младшая хочет не быть любимым ребенком, а иметь ребенка, чтобы любить»84), нельзя ни в коем случае испытывать взаимной любви. Любовь Марины Цветаевой может быть только неразделенной... В эссе «Мой Пушкин» она пишет: «Эта первая моя любовная сцена предопределила все мои последующие, всю страсть во мне несчастной, невзаимной, невозможной любви. Я с той самой минуты не захотела быть счастливой и этим себя на нелюбовь — обрекла.
В том-то и все дело было, что он ее не любил, и только потому она его — так, и только для того его, а не другого, в любовь выбрала, что втайне знала, что он ее не сможет любить. (Это я сейчас говорю, но знала уже тогда, тогда знала, а сейчас научилась говорить.) У людей с этим роковым даром несчастной — единоличной — всей на себя взятой — любви — прямо гений на неподходящие предметы»85.

Дальше в «Письме...» совсем уж грустно: девушка попадает в руки врага-освободителя (все же — врага), причем, чаще всего, первого встречного из всего «вражеского корпуса». И этот избранник, которого сама Марина называет «любым нулем», должен быть благословенным для этой девушки. Прислушайтесь, как она описывает своего мужчину и его ребенка, обязательно сына: «Потом купание: ежедневное и священное. Явное — и почти циничное — торжество мужского»86. (Как же оно ей ненавистно!)

Кстати в этом произведении о любви, надо отметить, нет ни единого упоминания о «сверхлюбви» к мужчине, которую испытала сама Марина, о любви к К. Родзевичу, кроме как косвенного намека на самый глобальный отказ в ее жизни. Может, объясняется это тем, что письмо адресовано Амазонке, которая не признает в принципе таких отношений (т.е. разнополых, но опять же, по мнению Цветаевой), хотя у Барни было два ребенка, у Сафо была дочь, и даже Соня Парнок полтора года была замужем за В.М. Валькенштейном... Не говоря уже о Марине самой... Возможно, еще одно утверждение, что «Любовная любовь — детство. Любящие — дети. У детей не бывает детей»87, дает нам понимание того, что высшая любовь в жизни — любовная любовь — все-таки возможна только между двумя женщинами, а если между мужчиной и женщиной случается такая любовь, то они обязательно останутся бездетными, или погибнут.

Вообще, как Цветаева писала в 1921 году, любовь между мужчиной и женщиной — какая скука, она основана только на одном желании материнства — «хотеньем ребенка от любого: даже от него, <...> ненавистного»88. Или еще: «Одни начинают с любви к дающему, другие кончают любовью к нему, третьи кончают тем, что терпят его, четвертые — тем, что больше не терпят»89. Но, в конце концов: «Царь Давид, согреваясь неоживленным теплом Ависаги, был хам»90 — это по поводу одного афоризма Н. Барни: «У старого царя Давида были, по меньшей мере, веские причины спать с рабынями: он согревался о них». (Н. Барни с. 204.)

К сожалению, не нашел я в «Письме...» нормального отношения к мужчинам: единственная их роль в жизни женщины — оплодотворить...

Очень эмоционально и красиво описана в «Письме...» первая встреча Старшей и Младшей после расставания, но Марина ее не закончила — не смогла. Но главное, нашлось применение накопившейся ненависти к «любимому» мужу, к ребенку, к себе... И на кого? На ту, которая показала что-то такое, неестественно великое, невозможное — «любовную любовь»... (Глотай, глотай, глотай еще, глотай все — за все, что ты мне сделала <...>!)... Я говорю — он имеет вес... (Груз тяжелей всей земли, тяжелей всего океана — на сердце старшей.)
Какое упоение мщения! И эта ненависть в глазах! Ненависть наконец-то освобожденной рабыни. Упоение тем, что наступила ногой на сердце»91.

Если выбросить предпоследнее предложение про освобожденную рабыню, то мы видим полный экстаз, апофеоз торжества этой милой сущности — сучности, как говорит один мой приятель. Вот оно истинное лицо «существа», которое возомнило себя человеком.

И только когда бывшая Младшая увидит свою подругу с другой — брюнеткой: «Не в тот день, когда родился ребенок, а днесь, три года спустя она узнала, чего он ей стоил»92 — вот когда она поймет, что потеряла, кого и на что променяла. Да и могла ли она не поменять, когда другого выхода не было. Ведь если бы она выкинула из своей головы хотя бы одно заблуждение, она бы потеряла себя, потеряла навсегда, ту самую, самую, самую... красивую, безупречную, чистую и непрочную... (Но с собственным ненавидящим сердцем).

Жалко нигде не учат любви. Была в нашей литературе одна попытка показать настоящую любовь, не удалось — ее никто и не заметил. Никогда не догадаетесь... И не «Евгений Онегин» А. С. Пушкина, не любовь Татьяны и Онегина, в которую влюбилась маленькая Марина, а тот же ненавистный ей роман «Анна Каренина» графа Л.Н. Толстого — любовь Левина и Кити. Там же полромана про них написано... Но так скучно, так неинтересно, что приходится переворачивать по двадцать-тридцать страниц, чтобы пропустить эту тягомотину. Ведь там нет страстей, нет протеста Анны против общества. У Кити и Левина почти всегда тишь да гладь.

А в современных произведениях? Если главный герой после всех испытаний и переживаний, после нормального happy end'а отправляется в свадебное путешествие, то обязательно на «Титанике»... Вот как сильно вбит в нашу психику этот рудимент скотского происхождения — нормальная, человеческая любовь — невозможна. Любящие друг друга люди должны быть уничтожены, потому что счастливым жить на этой Земле грешно. Надо мучить себя и мучить других. И любовь уже низведена до тридцатисекундного пыхтения под простынкой в темной комнате...

Да, в переводной литературе тоже есть один пример: Ричард Бах и Лесли Пэрриш — роман «Мост Через Вечность» (особенно: главы 31-34). Но, как и у Левина с Кити, так и у Р. Баха с Л. Пэрриш, на каком-то этапе не хватает сил, чтобы двинуться дальше. Они переходят к бестолковству по любому поводу (борьба с налоговым департаментом, спасение леса, астральные путешествия по параллельным мирам, демонстрация всему миру собственной крутизны и т.д.), а их отношения медленно, но верно катятся в пропасть. (Если интересно, прочитайте у Н. Козлова в «Философских сказках» — там нормально спрофанировано их падение.)

Теперь уже становится понятным, почему М. Цветаева так против любви, любой... Потому что она сама не сумела любить, а остальная чернь, даже в принципе, любить не может.

И только потому она не отослала это письмо, что поняла — она умерла давно, тогда, в шестнадцатом. А я скажу, даже раньше — в пятнадцатом, когда пыталась расстаться с Соней Парнок. Ведь больше она не жила — только мучилась. А Соню любила до самой смерти, хотя из-за того, что не она ее бросила, так и не смогла ей простить... Это сквозит через все «Письмо...»: Цветаева то оправдывает ее перед всеми, то клянет...

А последние слова «Письма...», написанные в 1934 году, после смерти Сони — только горькое сожаление по поводу невозможности любви у этой «проклятой расы». Поэтому и письмо получилось такое жуткое. Ведь, уже умершая она попыталась оправдаться за неспособность к любви, оправдаться перед самой собой, но не смогла...


г. Воронеж


ПРИМЕЧАНИЯ

* Будем их так называть, так как нет другого более подходящего слова, а другие еще больше не нравятся. По Диане Л. Бургин данные отношения могут быть двух видов: сафические — возвышенная любовь женщины-поэта к подруге (Сафо), или лесбийские — чисто сексуальная привязанность женщины-воительницы (Амазонки).

с сайта Мир МЦ

@темы: Нравится, Я и мир, Чего расскажу (покажу)!, Интересно-то как..., Стихи

---

Вдруг это кого-то еще интересует

Николай Доля
«Любовная любовь — ловушка души»
Анализ «Письма к Амазонке» М. Цветаевой

Первая часть

В 1992 году в книге «Эрос. Россия. Серебряный век. / Серия INTERЭРОС» (Сост. А. Щуплов) впервые на русском языке был опубликован лирико-философский трактат Марины Цветаевой «Письмо к Амазонке» в переводе с французского Ю. Клюкина со вступительной статьей «Поэт и Амазонка» А. Саакянц.

После первого же прочтения появилась такая мысль: «Вот оно! Это же была самая настоящая любовь!» И хотя «Письмо» даже не окончено, написано очень сложно, разбросано — между строк спряталось такое большое чувство! Как ни странно, именно это произведение Цветаевой подвинуло на подробное изучение биографии М. Цветаевой, а потом и С. Парнок, их творчества — и открылась такая картина!

К сожалению, необходимо отметить, что существующие версии развития отношений между М. Цветаевой и С. Парнок несколько ограничены. В связи с этим появилась потребность выразить свой взгляд. Уже написана литературоведческая статья: «Марина и Соня. «Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою», но искушение вытащить из строк «Письма к Амазонке» М. Цветаевой истинные чувства двух женщин никак не дает покоя.

Известны две трактовки письма: Анны Саакянц и Дианы Л. Бургин.

Если А. Саакянц свой анализ строит на утверждении, что любовь женщины к женщине — жуть, отношения «вне-природные», и «Письмо» — приговор, казнь и т.д. (см. вступительную статью в вышеназванной книге и труд А. Саакянц «Марина Цветаева. Жизнь и творчество» стр. 566-569, 606-607), то Диана Л. Бургин в книге «София Парнок Жизнь и творчество русской Сафо» дает свой анализ «Письма» в статье «Мать Природа против амазонок: Марина Цветаева и лесбийская любовь». Она пишет: «Цель настоящей статьи — опровергнуть, основываясь на материале лесбийских произведений Цветаевой, правомочность столь очевидного академического умолчания, объясняется ли оно деликатностью, или иными причинами. В частности в данной работе делается попытка показать, что Цветаева и в поэзии, и в прозе не только использует тему любви между женщинами, но и касается более специфических проблем лесбийской эротики»1.

Я же попытаюсь проанализировать «Письмо к Амазонке» с точки зрения общечеловеческих заблуждений по поводу любви на примере того, как две девушки, встретившись, полюбили, но, не сумев реализовать свою любовь, расстались.

Итак, «Письмо к Амазонке» 1932-34 гг. М. Цветаевой — трактат о любви. Считаю своим долгом предупредить, что это — литературное произведение, но в некоторой степени оно, как все созданное Цветаевой, автобиографично. Оно и написано чисто в цветаевском стиле — поэтически, т.е. изобилует недоговоренностями, намеками, метафорами, это своего рода прозаический импрессионизм, сотканный из отдельных впечатлений, обрывков мыслей и образов... которые действуют через подсознание.

Можно сказать, что Цветаева изобрела новый вид литературного творчества: импрессионизм слова. Видели ли вы картины К. Моне? Точки, пятна, черточки... Но стоит только ослабить внимание или посмотреть шире: как эти мелочи исчезают, и появляется картина... Необыкновенная, ничего общего не имеющая с теми цветовыми пятнами, которые еще секунду назад были перед глазами. Так и это «Письмо»... Не так важно, что оно незакончено, главное — все в нем порождает мысль... И если эта мысль человеку не нравится, то он может и не читать дальше, может выразить свое недовольство... Он будет сердиться на черточки, на буквы... А главное... Увидел ли он главное: то, что хотела передать нам Марина Цветаева — человек, поэт, женщина? К сожалению, гомофобия так глубоко вбита в сознание некоторых индивидов, что у многих имеется изначальный настрой против любого произведения, повествующего об однополой любви. Этот настрой и мешает оценить тот огромный вклад, который Цветаева внесла в понимание любви вообще, и любви между двумя женщинами в частности.

С того времени минуло 68 лет, но что изменилось в отношениях между людьми? По большому счету — ничего. Особенно, во взглядах человека на себя самого, жизнь, другого человека. Проблемы все те же, а решение до сих пор не найдено.

В конце прошлого века знаменитый Фрейд выдвинул и доказал теорию, что в основе всего происходящего в человеческом обществе лежит половой инстинкт. Дальнейшие исследования отмели некоторые изначально неправильные положения этой теории, но в целом, она получила мировое распространение.

Один из его молодых учеников, тоже немец, Отто Вейнингер пошел еще дальше. Основываясь на теоретических воззрениях Павловско-христианской религии, он доказал, что только мужчина, обладая возможностью общения с Богом, может двигать цивилизацию. То есть, только половая неудовлетворенность толкает его на свершения... В основной работе Вейнингера «Пол и характер» (если кто не знает) доказывается, что женщина вообще не человек, это — растение или «олицетворенная вагина», и у нее может быть только два проявления в обществе — проститутка или мать. А так как все чистое в природе редко, то в каждой женщине есть и та и другая ипостась, только в разных пропорциях — на этой шкале и стоят все женщины, как жившие ранее, так и живущие поныне. Вейнингер написал свой человеконенавистнический труд в 20 лет, а в 23, разочаровавшись и в мужчинах, и в своем исследовании, покончил жизнь самоубийством. Последние его записи говорят о том, что он осознал, что ввел человечество в заблуждение, но исправить уже ничего не может, именно поэтому он сам приговаривает себя к смерти. Неизвестно, как Цветаева относилась к Вейнингеру, но в «Письме к Амазонке» сильное влияние этого модного в то время философа, ощущается через строчку. Но, несмотря на то, что автор сам заклеймил свой труд, «Пол и характер» до сих пор изучают в вузах, если будущая профессия студента связана с психологией или медициной.

Но, как сказал Роберт А. Уилсон: «Что бы ни думал думающий, доказывающий это докажет»2.

Я думаю иначе, чем Вейнингер, и попытаюсь на том же самом «Письме к Амазонке» выразить свою точку зрения.

Но сначала я хочу вернуться к еще более ранним утверждениям.

Во-первых, понятие «человек» не имеет пола. «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их»3.

Во-вторых, каждый человек абсолютно индивидуален, и здесь — в индивидуальности — уже более важен пол, время и место рождения, родители, конкретное воспитание: дома, в школе, самостоятельное; жизненные обстоятельства и т.д.

В-третьих, «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем»4.

Этого пока достаточно, чтобы можно было начать разговор о любви. Примем эти положения как аксиомы, не требующие доказательств, и рассмотрим «Письмо к Амазонке» с той точки зрения, что Марина Цветаева как человек и как индивидуальность, встретила другого человека, другую индивидуальность, полюбила, но, не наученная любить, рассталась с ней. И в данном случае не так важно, что этой индивидуальностью оказалась женщина. Не так важен пол любимого человека, более важно отношение к самому себе. И именно в этом заключается причина такого страшного разочарования, как конец любви, как разрыв, который каждый (каждая) кует себе сам (сама).

Сначала разберемся, что представляет собой та любовь, о которой все время говорит Цветаева: «Богу нечего делать в плотской любви. <...> Уже тем, что я люблю человека этой любовью, я предаю Того, кто ради меня и ради того другого принял смерть на кресте другой любви»5.

В этом сразу проявляется разделение земной любви и любви небесной. Начиная с древнегреческого орфизма — религиозно-философского учения о двух сущностях человека: высокой — божественной и низменной — титанической, которое нашло отражение в христианской трактовке «первоапостола Павла» — самозванца фарисея Савла — заканчивая учением В.Соловьева, нам пытаются доказать, что на этой земле возможна только любовь плотская, низменная и никак не больше.

Это противопоставление земной любви и небесной (Божественной) сохранилось до нынешнего времени у значительной части населения. Но наше поколение воспитывалось в атеистическом духе, и мы уже от разума пытаемся постичь Бога, Его любовь, и любовь вообще. Разумом, но не сердцем читаем мы Библию.

«Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки»6. А в 1-м послании Иоанна дается расшифровка: «Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?»7 Вот здесь и дается основной принцип и критерий любви: отношение к ближнему, то есть, к человечеству вообще и к каждому человеку в отдельности. Как человек относится к ближнему, так он относится и к Богу. А если ближнего нужно полюбить, как самого себя, то, соответственно, сначала нужно хорошо относится к себе. То есть, чтобы выполнить две первейшие заповеди, необходимо научиться любить себя, тогда сможешь также полюбить ближнего, которого видишь, и Бога, которого не видишь.

Можно еще привести несколько высказываний из Священного писания: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение; боящийся несовершенен в любви»8, или такое: «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь»9. Данные высказывания можно трактовать по-разному. Но я предлагаю не делить человека — он един, потому что не может Божественная сущность иметь низменную оболочку. У Бога все гармонично. Поэтому, я и не согласен, с утверждением, что Богу нечего делать в любви. Любовь — это любовь. Только плотская или только небесная — она будет несовершенной, урезанной, однобокой, теряющей смысл всеобъемлющего всепоглощающего чувства. А воззрения Цветаевой по данному вопросу достаточно спорны и поверхностны. Надеюсь, всем известно отношение Марины и к Богу и к церкви (см. «Черт»: «каждая православная служба для меня - отпевание»10 или «Бог был - чужой, Черт - родной. Бог был - холод, Черт - жар»11). «Все прочее — суета»12 — чистый Екклезиаст царя Соломона. Так же, как и «Любите меня, Вечное»13 — от этого сильно веет Ветхим Заветом, который был исполнен Иисусом Христом. А противопоставление Христа и любви, которой он и учил (без уточнения «плотской» ли «божественной») — любви вообще, не имеет под собой почвы (см. Евангелия от Матфея и от Марка).

Да, чистая плотская любовь (или по-нашему — голый секс) — понятие греховное. Это то же самое прелюбодеяние, то есть, жизнь двоих без любви. Хотя основное значение слов «блуд» и «прелюбодеяние» во времена Христа заключалось в поклонении другим богам и языческим идолам14, а совсем не «совместное проживание в браке, не освященном церковью». Причем брак, освященный католической или баптистской церковью — такое же прелюбодеяние для православного, как скажем проституция. Здесь нелишне напомнить читателям, что до XV века христианские монастыри являлись оплотами проституции, и только эпидемии венерических заболеваний заставили ввести наказания за внебрачные и случайные половые связи и вписать это в священные тексты. Такой вид смертной казни, как сожжение, не применялся до времен инквизиции XII-XIV века15.

Вернемся однако к «Письму...». Здесь еще много рассуждений на тему любви. Например:


«Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Амазонка и Ахиллес, Зигфрид и Брунгильда (эти имеющие быть любовники, разъединенно-соединенные, чье любовное разъединение оборачивается наисовершеннейшим из единений...). И многие, и многие другие... Всех песен, всех времен, всех мест. <...> у них есть только настоящее — их любовь и смерть, безотлучно стоящая подле.

Гибнут они — или гибнет любовь (перерождается в дружбу, в материнство, <...>). <...>

Или — как Дафнис и Хлоя — мы совершенно ничего не знаем о них: даже если они остаются жить — они умирают: в нас, для нас.

Нельзя жить любовью»16.


И это воспеваемая в песнях всех народов любовь? Или это только страсть, похоть...

Какая любовь может быть у Ромео и Джульетты, когда все, что описано в трагедии Шекспира — только протест против вражды их семей — Монтекки и Капулетти, против общества... (повторение сюжета — «Анна Каренина» Л.Н. Толстого. Вся любовь Анны и Вронского закончилась, как только они соединились... И когда воевать стало не с кем...)? Да, Ромео и Джульетта за целых два дня своей жизни не могли ничего больше сделать, как только тайно повенчаться, трахнуться и умереть... Умереть самой постыдной смертью — через самоубийство. Потому что им слабо было любить друг друга, да и маленькие были еще (14 и 16 лет). И если бы они открыто пошли против своих семей, то при этом потеряли бы все: положение, имя, материальное обеспечение — и только из-за того, что захотелось ей этого парня, а ему именно эту девку... Одна ночь секса украдкой — и умирать можно, тем более в таком мире, где жизнь ломаного гроша не стоит. Так они и сделали. Ценой жизни заплатили за один половой акт.

Апофеоз любви, ничего не скажешь... Правда, родители помирились. Надолго ли?

Амазонка и Ахиллес... А там какая любовь? Ахиллес дерется с царицей амазонок Пенфесилеей, которая со своим войском пришла на помощь защитникам Трои. И только убив ее, он влюбляется в мертвую девушку, очарованный ее красотой — некрофил... Не знаю, какая может быть любовь у профессионального убийцы? Может, только к трупам им поверженным? (Тем более, он только что перед боем похоронил своего возлюбленного!!!)

Может, это сама Марина с детства была влюблена в Амазонку (см. эссе «Отец и его музей» глава «Шарлоттенбург» 1936 года): «И вот — она! Вот — отброшенная к плечу голова, скрученные мукой брови, не рот, а — крик. Живое лицо меж всех этих бездушных красот! Кто она — не знаю. Знаю одно — моя! <...> Итак, моя любовь с первого взгляда — Амазонка! Возлюбленный враг Ахиллеса, убитая им и им оплаканная»17? Красивая история, доказывающая, что настоящая любовь невозможна на этой Земле.

Дальше, Тристан и Изольда Прекрасная? Та же вражда удельных королевств, только в другое время, при короле Артуре. Кроме протеста против установленных правил и порядков в действие вступает еще и зелье приворотное — черная магия. Их история вкратце: он — убийца ее дяди, в «честном» поединке раненый отравленным мечом. От этого яда и спасает его Изольда. Потом Тристан везет своему королю Изольду в жены, так как его рыцарская честь обязывает его выполнить поручение своего господина, но та же рыцарская честь позволяет ему встречаться с Изольдой в интимной обстановке в отсутствии мужа (его дяди-короля). Тристана высылают, он тешится на поединках и турнирах, сочетается браком с другой, соблазняет чужих жен. А как же приворотное зелье, приготовленное матерью Изольды, которое они по ошибке выпили? Да и было ли оно? Неизвестно конечно... Но если вино было заговоренное, то какая уж тут великая любовь? Это же не любовь, а просто магия, или порча, направленная на уничтожение души человека, его свободной воли. Гуляет Изольда от законного мужа с Дристаном (так первоначально его называли), и только, когда муж-рогоносец убивает его, тоже чисто по-рыцарски — отравленным копьем, он освобождается от чар, а она, не в силах никого более любить, умирает на его погребальных дрогах. И только одно доказательство того, что любовь была: когда на их могилах выросли деревья, они сплелись ветвями. Но может, это доказывает только силу приворота, сделанного ее матерью? А приворот — это же и любовь, и смерть, переплетенные как ветви тех самых кладбищенских деревьев. О времена! О нравы!

Зигфрид и Брунгильда... Тоже без магии не обошлось, только зелье отворотное было — на забвение. И он забыл свои клятвы, которые давал Брунгильде, женился на другой, а она вышла замуж за его побратима. А потом своему мужу приказала Зигфрида убить (скорее всего, как раз из-за той «сверх-любви»), а сама после приведения ее приговора в исполнение, закончила жизнь самоубийством. Раз не ей достался самый сильный жених, то она и жить не хочет. И приказывает свой погребальный костер поставить рядом с костром Зигфрида. Эти тоже соединились только после смерти.

Выходит, Цветаева пытается и себе, и нам доказать, что любовь — это греховная страсть, ведущая к страданию и смерти. Неправда... Любовь — полет, любовь — счастье освобождения, роста, познания, совершенствования...

И тут я сделаю одно предположение, которое, может быть, навлечет на меня бурю негодования многих цветаеведов: самая сильная любовь — «любовная любовь»18 — у Марины Цветаевой была с Софией Парнок. Именно поэтому она и разбирает этот свой опыт, как пример наивысшей по силе любви, возможной на этой грешной Земле.

Существует девушки, женщины (по М. Цветаевой — практически все), которые могут попасть в эту «ловушку души»19 — любовь к женщине, хотя в самом «Письме...» их классификация приводится как классификация женщин, лишенных материнства:


«Опускаю и случай банальный: барышня, растленная от природы или в угоду моде: неизменно ничтожное существо удовольствия.

Также опускаю редкий случай души тоскующей, ищущей в любви душу и, стало быть, обреченную на женщину.

И великую любовницу, ищущую в любви любовную любовь и прихватывающую свое добро всюду, где его находит.

И клинический случай.

Я беру нормальный, естественный и жизненный случай юного женского существа, которое боится мужчины, идет к женщине и хочет ребенка. Существа, которое — между чужим, безразличным и даже врагом-освободителем и любимой-подавительницей — выбирает, в конце концов, врага»20.


То есть, если перевести все это на русский язык, то получается, что девушки попадают в «сафические» отношения по следующим причинам:

а) первый случай — поиск удовольствия в наслаждениях (получение эндорфинов);

б) второй случай — поиск «души», как сказано в «Пире» Платона: «Когда кому-либо... случается встретить как раз свою половину, обоих охватывает такое удивительное чувство привязанности, близости и любви, что они поистине не хотят разлучаться даже на короткое время. И люди, которые проводят вместе всю жизнь, не могут даже сказать, чего они, собственно, хотят друг от друга. Ведь нельзя же утверждать, что только ради удовлетворения похоти столь ревностно стремятся они быть вместе. Ясно, что душа каждого хочет чего-то другого; чего именно, она не может сказать и лишь догадывается о своих желаниях, лишь туманно намекает на них»21;

в) третий случай — «великая любовница, ищущая в любви любовную любовь»22.

Это, насколько я понимаю, как раз и есть та Любовь, в которую попала Марина с Соней, то есть любовь на пределе, когда наряду с наслаждением появляется и дружба, и понимание, и взаимоподдержка, а это приводит к полной трансформации человека на всех его уровнях, полях, чакрах, телах (как хотите называйте). Главное, при этом человек чувствует себя равным Богу, таким же всемогущим, счастливым и совершенным...

Если бы он этого не пугался...

г) и последнее: чистый условный пример, не имеющий ничего общего с жизнью, так называемая абстракция...

Пару веков назад существовало модное поветрие — составлять экономическую модель хозяйствования для Робинзона — отдельно взятого человека (по типу того Робинзона Крузо Даниэля Дефо). Все эти теории — робинзонады — были достаточно громоздкими и абсолютно оторванными от жизни — они не описывали никакой экономики (жизни), но доказывали их автору или заказчику что-то частное.

К чему это я пишу? Да потому, что Цветаева рассматривает любовь именно на четвертом примере, хоть и оторванном от реальной жизни, но все же имевшем место быть. Я думаю, и нам надо разобрать эту «робинзонаду», чтобы кое-что понять в себе.

Анализ проведем по той же цветаевской схеме так...

Что же представляет собой «нормальный, естественный и жизненный случай юного женского существа»23? Чтобы понять данный «клинический случай», приведу одну небольшую цитату: «Как хотелось бы иметь ребенка — но не от мужчины! Веселый вздох юной девушки, наивный вздох старой девы и даже, порой, безнадежный вздох женщины: — Как хотелось бы ребенка — но только моего!»24

Вот он в чем вопрос! В неимоверной гордыне, в противоречии всему естеству человеческой природы, в наивысшем пупизме (от выражения: «Я — пуп земли»). Вселенная, в центре которой стоит один человек, существует только в его голове. А внешняя Вселенная лишь мешает и раздражает. «В моей вселенной все должно быть по моему, иначе — неправильно устроен мир, несправедлив Бог, злы люди», — говорит себе эгоист. Почему я утверждаю, что это гордыня, потому что в «Письме...» есть такие слова: «Вся раса, вся суть, все дело обречено в каждом случае любви между женщинами»25. Но одна женщина, даже если это сама М. Цветаева — это не вся раса, и женщины, любящие одна другую, могут иметь детей, и имеют — все же зависит от каждого конкретного человека. И любовь может быть не только такая сильная, как у Цветаевой, но гораздо сильнее. Более созидательная, более свободная.

Что может быть более противоестественным — родить только своего ребенка, без всякого чужеродного вмешательства? Хотя в последнее время и это стало возможно. И, несмотря на то, что клонирование запрещено, вполне реально получить сегодня маленькую Пугачеву или Шифер. Сегодня запрещено — завтра разрешат, и как только это войдет в широкую практику, наступит полная деградация человечества, и вслед вырождение проклятой человеческой расы. Потому, что только люди, рожденные в любви и способные любить, могут дать хоть малейшую возможность человечеству двинуться вперед и вверх, стать более совершенным. А ребенок, порожденный абсолютной эгоисткой, пусть даже гениальной, как он может стать счастливым? Эгоист любит свои прихоти, но ненавидит себя за то, что претворить их в жизнь он сам не сможет, а других не заставит. Такой ребенок растет в еще более враждебном мире, который быстро сметет его с лица земли, как злокачественную опухоль. Но... Что ж, в будущем могут возникнуть подобные проблемы, мы же вернемся к проблемам прошлым.

Значит, Марина всегда хотела «только своего«. Но вдруг, на очередном крутом повороте судьбы она встречает такую же, как она, только на несколько порядков выше. И у Марины «свой» превращается в «твой»: «От тебя — да. <...> Как бы мне хотелось... <...> Но только — твоего...»26

Гордыня, страх и ложь — три греха, три кита на которых держатся все заблуждения, неприятности, мучения и болезни человека. На них нужно остановиться подробнее.

Гордыня — не признание равенства одного человека с другим (любым) и непризнание его (ее) индивидуальности... а также: любые самооценки, любые сравнения (особенно лучше-хуже, выше-ниже), жалость, жадность, гнев, лень, обида... Откройте любую религиозную книгу и прочитайте о грехах — все они основаны на гордыне. Самые страшные и трудноискоренимые — самооценка и жалость... к себе. «Я же такая хорошая, почему у меня не получилось. Почему никто не верит, как им доказать?»

Страхи — это порождение гордыни и лжи. Чтобы жизнь медом не казалась, человек придумал себе страхи... Возможно, мне будут возражать, говоря, что на страхе держится порядок... Неправда. Порядок держится на совести (индивидуальный моральный кодекс каждого человека), которая и позволяет делать то или иное, в той или другой ситуации... А страхи мешают. Самый распространенный — страх перед смертью. Но если ты родилась, ты должна умереть. Только не рожденное не умирает...

Песня смерти. Гимн смерти. Гимн страху перед смертью — «Письмо к Амазонке» Марины Цветаевой.

Если на первых страницах идут только намеки: дышать-не дышать — дальнейшее повествование все более окрашивается в мрачные тона. Все примеры заканчиваются гибелью, ребенок, как утопленник, «замурована. Погребена заживо»27, «совсем умершая»28, «Убиение блондинки брюнеткой?»29, «Ниобея, чье женское потомство было истреблено тем другим и весьма жестоким охотником»30.

«— Ведь она умерла во мне, для меня — лет двадцать назад?
Не обязательно умирать, чтобы умереть»31.

Да, жизнь конечна. Что это: срок заключения, отбываемый нами на земле, или кратковременный перелет из небытия в небытие? Допустим, вам досталась двухнедельная путевка в одно из чудеснейших мест на земле, скажем, на остров Бали. Только на две недели. И вы наслаждаетесь экзотической природой, вдыхаете целебный воздух, отвлекаетесь от повседневных забот. Но только лишь на две недели. Срок определен, и отъезд из «рая» неизбежен. Или ситуация более прозаическая: вы попадаете в тюрьму — срок также зафиксирован, от звонка до звонка. Так и наша жизнь. Для одного — «рай» и наслаждение, а для другого — тюрьма. А срок отмерен и тому, и другому...

Вот так же нельзя изменить срок нашего пребывания на земле. Но можно прожить то, что тебе отпущено, счастливо, а можно — мучиться, ожидая и приближая смерть. Тем более, как говорил Воланд в «Мастере и Маргарите» М.А. Булгакова, «человек внезапно смертен». Добавлю, внезапно — для самого человека. И в этом — величайшая мудрость и гуманность бытия. Превратить свое существование в наслаждение или мучение — человеку подвластно. Тот же Вейнингер строил все свои умозаключения на страхе перед смертью и обратил собственную жизнь в «ад»... Поэтому смерти бояться не стоит. И если нет страха перед смертью, жить становится легче... Тогда и жизнь не страшна... Знай — тебе дан срок, и раньше времени тебя все равно отсюда не выпустят...

Все остальные страхи уничтожаются еще проще. Стоит только подумать немного — довести его до абсурда или каким-либо образом доказать его бессмысленность.

Кроме страха смерти М. Цветаеву угнетал и страх перед старостью: «старуха Бавкида со своим стариком Филемоном, старуха Пульхерия и старый ребенок Афанасий»32, пара состарившихся бездетных женщин на крымском берегу33. Или: «хорошо мужчине, который, остарев, довольствуется остатками, прикосновениями к рукам, тянущимся к иным рукам, прикосновениями к плечам, ищущим иных плеч, улыбками, летящими к иным устам, — перехваченными, украденными по случаю»34. Как а не хочет она этого, но ведь это самое лучшее из того, на что она может рассчитывать.

Что можно сказать по поводу страха старости? Не так давно, осенью 1998 года, по Центральному телевидению в цикле «Парижские встречи» Эльдара Рязанова демонстрировался следующий сюжет: знаменитый французский киноактер Жан Маре, закончив сниматься, в 63 года занялся совсем новым делом для себя, стал писать картины, ваять скульптуры... То есть, для него 63 — это молодой возраст, когда не страшно начинать любое дело. Убедительно? Может быть, страх перед старостью — это незнание того, чем наполнить свое существование в тот момент, когда привычные дела станут тебе не под силу? И останется только и радости в жизни, как «чего-нибудь поесть» или издалека наблюдать за чужой молодостью...

Ну и совсем коротко о лжи... Нет человека, не пытающегося обмануть самого себя, нет не старающегося показаться лучше, чем он есть. Есть рецепт, как избавиться и от этого порока. Если какой-то человек тебя раздражает, подумай — чем? Когда найдешь — искорени это в себе. И человек сразу перестанет тебя раздражать. А у тебя появятся новые возможности...

Вернемся к «Письму». Наше юное существо — абсолютно эгоистичная молодая, улыбчивая девушка, «которая не хочет ничего чужеродного в себе», встречает на очередном повороте другое я, которую нечего бояться35. А она очень «боится мужчины», потому что он преследователь, враг, нуль, хам36... В «Письме» достаточно много эпитетов, которыми награждает мужчин Цветаева.

Возьмем опять-таки же отвлеченный пример. Встречаются два человека, на изломе ли Судьбы или просто так, главное, они встретились, они из тысяч и тысяч нашли друг друга. Здесь не важен пол, важно, что они увидели именно то, что хотели. Правда, пока каждый свое... Взаимное очарование. Разговорившись, они понравились друг другу еще больше... Пока они видят только то, что их привлекает, то, что они искали, то... чего, может быть, и нет на самом деле... Но так хочется, чтобы было.

И вот тут сразу выступает на первый план различие: однополые или разнополые наши влюбленные. У каждого человека индивидуальная направленность, свои предпочтения, свои нереализованные мечты. Но самое главное состоит в том, что, начиная с самого раннего детства, в каждом человеке воспитывается пол.

Рассмотрим ситуацию с точки зрения девочки. С детства ее готовят быть матерью, да и инстинкт размножения у нее развит гораздо в большей степени, чем у мальчика. Кроме того, она знает, она — девочка, есть такие же, как и она, другие девочки, а есть еще какие-то непонятные, непознаваемые существа — мальчики, мужчины, и т.д. С детства девочке вдалбливают, что вести себя как мальчишка — неприлично. Одеваться, как они — тоже, и вообще, начинается деление мира на части.

А если поделила, то выгоднее находиться в лучшей его части... Поэтому, не секрет, что женщины считают себя лучшей половиной человечества, его прекрасной частью, кроме того, более гуманной, более приспособленной... Худшая же половина — мужская, только и делает, что мешают жить лучшей половине, как в целом, так и каждой женщине, девушке отдельно... Вот и М. Цветаева пишет, что мужчина — враг для девушки.

Но первейший враг для любого человека — он сам. Только эгоизм, гордыня, страх, самообман и самоуверенность не позволяют это честно признать, даже перед собой. Поэтому врага ищут во внешнем мире. Сначала вырабатывается враждебность к абстрактному мужчине, вне зависимости от индивидуальности. И если даже встречается мужчина — не враг, то это только исключение, которое подтверждает правило. Этим мужчиной может быть отец, но это редко, может быть, герой, образ которого приукрашен до такой степени, что не имеет ничего общего с реальным человеком, но чаще — это пресловутый принц на белом коне (или 600-м Мерседесе), который родился в мечтах, да так там и живет, никогда не превращаясь в реальность. Все это отчетливо проигралось и у Цветаевой. Разве Пушкин, Наполеон и его сын, лорд Байрон — мужчины? Нет, это нечто другое. И самая высокая похвала, которой может быть удостоен мужчина — отождествление с женщиной: «Но Макс [Волошин] тоже женщина и мой настоящий <...> друг!»37

«Правильно» воспитанная девушка, встретившись с любым мужчиной, первое что видит — врага, который может сделать ей такое... От этого страха неосознанного она и бежит... Бежит и встречает ее.

«Здесь нет врага»38. «Потому что она такая же, как и я! Нет, она даже лучше, чем я», — думает девушка, а себя она знает, прекрасно, как она думает. Знает все свои хорошие черты, но особенно — недостатки, тайны, мешающие жить, помнит все свои некрасивые поступки, которые она до сих пор не может даже для себя объяснить. А у подруги нет этих недостатков — она идеал! «Она такая же, как я, но гораздо-гораздо-гораздо лучше меня. Ведь если взять все лучшее, что есть во мне, а недостатки отбросить, и из этого мысленно создать девушку, то, воплотившись в реальности, она, соединившись со мной, составит совершенное создание, равное Богу...» — продолжаются девичьи мечтания.

И с другой стороны идет подобный процесс... И вот они нашли одна другую... И «роскошь человеческого общения», когда тебе не надо прятаться, не надо придумывать про себя что-то, чтобы понравиться — все принимается, как есть, и нечего скрывать... И все интересы общие, и все вопросы схожи... И даже жизненные ситуации аналогичны. Посмотреть на себя со стороны порой бывает больно, но не здесь. Подруга может все — я тоже могу все. И общение дает рост и в нравственном, и духовном плане, когда меняется отношение к себе, когда на целый шаг ближе к совершенству... Итак, у нашей девочки и ее подруги, если уже не любовь, то огромная влюбленность. И встретились они, главным образом, чтобы любить, любить возвышенно, душевно, духовно... Но есть еще и секс как вторая сторона медали....

Они остались наедине, они хотят любить, они любят всем своим существом, не скрывая ничего, не стыдясь ничего, они позволяют себе быть сами собой... Здесь тоже не надо прятаться, не надо притворяться, здесь не нужны маски и не надобны оценки ни себя, ни подруги...

Разве можно получить удовольствие с врагом? Конечно же, нет... Сколько забот, сколько вопросов: «А вдруг у меня маленькая (большая) грудь, а вдруг у меня лишняя пара килограммов на заднице, а вдруг у меня фигура не такая...» Но даже это — неглавное, недовольство собственной внешностью будет обязательно, но есть страхи еще хуже... Страх перед близостью (особенно перед первой), потом страх последствий неудачного опыта той же первой близости: «А если он подумает, что я слишком развратная или холодная, или умелая (неумелая), а вдруг я не так себя поведу?..» Число страхов равно числу людей, помноженному на миллион. Страхи обуревают всеми: и мужчинами, и женщинами. И если признать, что самая эрогенная зона в голове, то соответственно, удовольствия не получается довольно долго.

Совсем другое дело с подругой. «Так как она лучше, то ей позволено все. Мало того, даже мне позволено все, лишь бы доставить подруге наслаждение...» — вот формула, позволяющая преодолеть страх близости. Но потом, когда в сексе испробовано все, а это происходит очень быстро, сразу же наступает кризис: а дальше что? Ведь кроме секса были еще и разговоры, но все переговорено уже... Дальше-то? Есть ли путь?

Три кризиса взаимоотношений. Чтобы понять, что происходит между двумя девушками, вернемся к разнополым отношениям.

Первый кризис. Он неожиданно наступает в тот момент, когда и мужчина и женщина так же нашли друг друга, много говорили, и в постели вышло нечто... необыкновенное... Допустим, у этой пары что-то получилось, и разговоры им не мешают и секс прошел «на ура». Но проходит день-два, и... поругались из-за какого-то пустяка. Выходит, слишком близко они подпустили друг друга. Дистанция сократилась до такой степени, что уже угрожает личной безопасности... «—А вдруг он (она) выведает все мои тайны и использует против меня? Узнает мои слабые стороны и будет помыкать мною, усядется на шею и т.д.» — вопросы и страхи всплывают неожиданно и омрачают радости встреч. И, кроме того, вдруг стало заметно, что избранник (избранница) все же отличается от того идеала, каким он был совсем недавно. В розовых очках поубавилось розового цвета. Из-за этого несоответствия придуманного образа и живого человека и возникают первые размолвки.

А глубинная причина этих размолвок кроется именно во враждебности полов. И сохранение дистанции между партнерами — необходимая мера самозащиты. Кто же врагу доверит секреты? А еще народная мудрость подструнивает: худший враг — бывший друг. В мыслях — полная неразбериха: «Было же так хорошо, казалось, что это Он и есть, моя половина, мой избранник... но последнее, что он выкинул... Это же ни в какие рамки не лезет... И мой любимый не может так со мной поступать... Иначе. А если это его подлинное лицо? А то, что было раньше? Он просто прикидывался, пытался завоевать доверие... Но было же очень хорошо...»

Обычно, после таких размолвок люди либо женятся — переводят свои отношения в уже известные обоим рамки (правда, представление о браке у каждого свое, и это в дальнейшем послужит или поводом для развода, или источником заболеваний у супругов и их детей); либо разбегаются навсегда. Но есть и другой, самый правильный выход — и такой случай даже описан в литературе — попытаться этот кризис преодолеть. В романе Ричарда Баха «Мост через вечность» (главы 31-32) после 9-тичасового телефонного звонка герои решают попробовать еще раз, дают себе право любить, лишаясь каких-то пресловутых принципов, в виде свободы отношений или возможности завести подружку на целый вечер39.

И если с обеих сторон все же будет желание продолжить отношения, то придется много-много говорить... И чаще всего оказывается, что та последняя ссора была уже давным-давно запрограммирована, так как одна половина, находясь в розовых очках, чего-то сначала не заметила, а что-то стерпела, а вторая просто хотела сделать приятное, но ошиблась — и получилось полное непонимание, чуть ли не до разрыва отношений, потому что с обеих сторон пошли неадекватные реакции, что еще больше усугубило конфликт...

После завершения разборок происходит обычно следующее: девушка принимает своего мужчину таким, каков он есть. Если их отношения зафиксируются на этой стадии, то свое представление о нем ей придется менять с каждым его новым, не вписывающимся в ее схему поступком. Это, без сомнения, требует работы над собой, над своей душой, в результате которой она уже начинает себя любить (чуть-чуть). И гордыни несколько убавляется: она же позволила мужчине быть таким, каков он есть, поступать так, как он хочет (естественно, в пределах определенных рамок) — и ей от этого уже не противно... И тут понятие: любой мужчина — враг — исчезает. Понятие «враг» распространяется теперь равнозначно на представителей любого пола: как на мужчин, так и на женщин — происходит понимание того, что все зависит от конкретных индивидуальных особенностей человека. Но до признания неверным деления человечества по половому признаку еще далеко.

Второй кризис. Но так как мир все еще поделен на части, то... идиллия продолжается недолго... И снова начинается полоса непонимания, размолвок, скандалов ... Что происходит? Кто начинает мешать? Враги — те же самые враги. Он — себе, она — себе!!! Теперь оказывается, что именно представление о себе мешает жить: «Я должна быть такой, какой бы хотела себя видеть, а не такой, какая есть на самом деле... И получается, что виновата во всем я сама. Я позволила своему избраннику быть таким, какой он есть, и в его лице — всем мужчинам тоже... Но я сама должна столько переделать в себе, я должна одно, другое, третье и ни в коем случае не должна пятого, десятого, сорок пятого... А если я, лучшая из женщин, столь несовершенна, то остальные — еще хуже». Мир переворачивается, и женщины становятся врагами для девушки, ведь почти в каждой из них она видит то, что ей не нравится в себе, что мешает ей жить... Поэтому все они и есть — враги... Ненавистью наполняется душа, и мужчина, даже любимый, уже не радует... И он какой-то потерянный ходит... И что-то они упустили в суете... На главную роль уже претендует злодейка-привычка... И искрометный мюзикл превращается в пресный и непривлекательный сериал... Застой.

Если нет движения вперед — есть движение назад. Да, все было классно... Но закончилось... Все было хорошо, но приелось... Дальше пути нет... «Мавр сделал свое дело — Мавр может уходить». Снова разрыв. Навсегда... И снова встреча, сначала случайная, потом уже спланированная... Убежала... а куда? Где ты еще найдешь такое же счастье, которое у тебя было? Хочется вернуть тот мир двоих, который теперь уже кажется раем! Но как? Надо работать, изживать свои грехи... То, что мешает жить: ту же гордыню, тот же страх, ложь, и отсутствие смысла (цели) жизни. Надо хотя бы найти свою веру... Не важно во что, не важно, какой смысл... Лишь бы было...

Вышеизложенные рассуждения (может быть, несколько громоздкие), позволяют выйти на самую важную личностную проблему, которую практически еще никто не решил (по крайней мере, я не встречал) — враждебность к своему полу, то есть к себе: девушке — к себе как к женщине, мужчине — к себе как к мужчине. Эта проблема в психологии называется комплексом неполноценности.

Все вышесказанное необходимо для того чтобы понять, с чем сталкиваются однополые влюбленные почти сразу же после встречи... Да, перескочить первый кризис им очень просто — нет враждебности к партнеру и почти нет враждебности к себе... И на энергии любви происходит такое сближение, что уже сама человеческая природа начинает ему противодействовать и тормозить дальнейшее движение вперед.

Поэтому очень быстро возникают разрушительные тенденции, появляется разделение ролей: Старшая — Младшая, муж — жена, ведущий — ведомый... Какая разница, как назвать! Главное, это уже шаг назад... Причем, громадный. Более слабой, той, которая раньше ломается, достается несвойственная ей «мужская» роль. (В разнополых — более слабому достается обычно роль главы семьи. Но только роль!) Соответственно, более сильная в моральном плане личность, вследствие своего не преодоленного эгоизма и лени, становится подчиненной, то есть, берет себе роль, более соответствующую ее существу — всегда есть рядом тот, на кого спихнуть ответственность. Таким образом, возникающее разделение ролей отбрасывает однополых влюбленных к первому кризису, то есть, враждебности к противоположному полу, и как следствие — к разрыву отношений.

Здесь разрыв происходит всегда еще более болезненно, чем в разнополых отношениях. Потому что были более близки...

Третий кризис. Это уже чистая теория. Человек, преодолевший враждебность к миру, противоположному полу, своему полу, наконец, полюбив себя, вдруг попадает в ловушку общечеловеческих заблуждений, то есть в определенные рамки, присущие каждому отдельному человеку, живущему в наше время, в нашем мире.

Основная проблема третьего кризиса — проблема абсолютного одиночества. Человек, воспринимая себя, как Вселенную — единственную и неповторимую, кроме которой ничего больше не существует, вдруг обнаруживает, что он абсолютно одинок и ни кому ни в чем не может помочь — некому. Невозможно дать другому ни счастья, ни помощи, ни даже облегчения... Ведь тот другой — тоже Вселенная, беспредельность, бесконечность... С другой стороны, человек, как индивидуальность, ощущает себя маленькой песчинкой в пустыне Сахара, величиной очень близко приближенной к нулю (но не равной нулю) — он не может ничего принять от другого человека. Ведь тот другой — такая же песчинка. Эта двойственность помогает понять и оценить и себя, и партнера, наталкивает на мысль о необходимости созидания. И взаимоотношения двух индивидуумов начинают сводиться не только к обоюдному желанию двоих быть вместе, но творить, созидать и преображать мир.

Это можно назвать также проблемой Христа. Человек, умеющий все, понимающий все, не может никого убедить, научить, помочь... (Можно излечить человека на время от конкретной болезни, но не вернется ли она к нему, ели в голове у него ничего не поменялось?) Ведь даже те двенадцать Его учеников так и не поверили Христу до самого Его воскресения, потому что Его учение не укладывалось в их головы. Преодоление данного кризиса — преображение обыкновенного человека в человека, равного Христу. Преодоление сущности человека, которая, как черная дыра впитывает и хапает в себя все, превращая в ничто — в ноль до тех пор, пока не наступит перебор, за которым и следует самоуничтожение — смерть... А надлежало бы, перерождение, взрыв сверхновой, превращение в звезду, галактику, скопление галактик...

Но, это проблема будущего — проблема эпохи Водолея, которая все более вступает в свои права, и именно здесь — в России. Уже назрела потребность в новом устройстве общества, которое будет основано на идеологии свободного человека, а не человека из стада, человека-раба. И если поколение российских детей восьмидесятых-девяностых годов ХХ века не сможет придумать данную систему общества, то все человечество, данная цивилизация, погибнет, как погибли предыдущие пять.

Кстати, кризису Христа и посвящается данная работа.

Я считаю, что к этому кризису подошли в своих отношениях Марина Цветаева с Соней Парнок, но преодолеть его, решить проблему глобального одиночества им оказалось не под силу.

Однако вернемся к «Письму к Амазонке»: «...и хочет ребенка»40.

С первого взгляда может показаться, что все письмо написано с такой неимоверной любовью к детям, что, Боже мой!.. Но давайте разберемся по порядку:

Цветаева обвиняет Барни, что та с коварным умыслом умалчивает о такой немаловажной детали человеческих отношений, как Ребенок. «Вы то и дело прибегаете к ней, замещаете ею умалчиваемое Вами о ее сущности, рассеиваете ее там и сям и снова там, только бы не осуществить ее в том вопле, о котором Вы умалчиваете.

Этот вопль — разве Вам никогда не приходилось его хотя бы слышать? — О, если бы я могла иметь от тебя ребенка!»41 Этого «великого женского хлеба насущного»42.

Интересно, от кого Марина могла слышать этот вопль: от Сонечки Голлидей, от Сони Парнок (которые обе не могли иметь детей по медицинским показаниям) или еще от кого-то еще? А может, это ее вопль? Это теплее...

«Единственное, что живет после любви — это Ребенок»43,— пишет она в «Письме». И восемь лет до этого (в 1924 году), в письме А.В. Бахраху, она так переживает, что не смогла родить сына от Родзевича...

«От него бы я хотела сына. (Никогда этого не будет!) Расстались НАВЕК,—не как в книжках! — потому что: дальше некуда! Есть: комната (любая!) и в ней: он и я, вместе, не на час, а на жизнь. И—сын.
Этого сына я (боясь!) желала страстно, и, если Бог мне его не послал, то, очевидно, потому что лучше знает. Я желала этого до последнего часа. И ни одного ребенка с этого часа не вижу без дикой растравы»44.

И еще несколько высказываний М. Цветаевой на эту тему: «Ребенок начинается в нас задолго до своего начала. Есть беременности, которые измеряются годами надежд и вечностями безнадежности»45.

«Ибо Ребенок есть врожденная данность, он в нас еще до любви, до возлюбленного. Это его желание быть раскрывает наши объятия. Девушка — я говорю о северных жителях — всегда еще юна для любви, но никогда —для ребенка. В тринадцать—она уже сновидит его.
Врожденная данность, долженствующая быть данной нам»46.

с сайта Мир МЦ

@темы: Нравится, Я и мир, Чего расскажу (покажу)!, Интересно-то как..., Стихи

---

dariana!

Добро пожаловать в один из уголков Стармина!
Всегда рада рыжим коллегам единомышленникам ).

@темы: ПЧ

---

Куда ни глянь -

всюду Камша ночевала. В смысле, "Отблески Этерны". В смысле, Рокэ и Дикон )).

@темы: Чего расскажу (покажу)!

---

Опрос

Вопрос мужчинам: вам хотелось бы на время сменить пол?
Вопрос женщинам: соответственно.

Мне иногда хочется. Особенно иногда. Иногда особенно сильно.

@темы: Хочу

---

Упс, восемь вопросов,

а они уже так хорошо меня знают.

И ведь зеркало, зеркало, господа!! ))

Королева из «Сказки о мёртвой царевне и семи богатырях»

Она была не только сама колдуньей, но и происходила из волшебного семейства. «Высока, стройна, бела, и умом, и всем взяла, но зато горда, ломлива, своенравна и ревнива». Такой видел её Пушкин, а если приглядеться, то можно увидеть уверенную в себе эффектную женщину, которая боится потерять свой статус, социальное положение и признание окружающих. Но не смотря на это, у неё целая куча положительных качеств: это и упорство, с которым она двигалась к цели, и глубокие знания человеческой психологии, а так же в области магии, химии и биологии.

Пройти тест "Колдуем помаленьку?"

@темы: Приколы бытия, Я и мир, Интересно-то как...

---

Напоминает

" - Ты плохой экскурсовод, мы будем тебя наказывать.
- Да, я плохой экскурсовод! Накажите меня!" (с)

Смеюсь до сих пор.

@темы: Друзья и я, Приколы бытия, Нравится, Я и мир, Чего расскажу (покажу)!

---

Перечитываю Стругацких

"По дороге едет ЗИМ, и им я буду задавим" (с)

@темы: Нравится

---

Ремейк

- А о чем писать надо? Опять про баню?
- Про баню тоже есть. Про баню, про Лысую Гору.
Хому Брута надо заклеймить.
(с) Стругацкие

Ночь не задалась с самого вечера. Сначала (практически из котла) убежал главный ингредиент зелья – большая серая мышь. Потом (очевидно, после вчерашнего неудачного приземления) отказалась функционировать ступа. В довершение всего в полночь во дворе заржала лошадь. «И вот ничего святого для людей нет, постоянно отвлекают в рабочее время», – подумала Хозяйка и прислушалась к неразборчивому бормотанию за окном:
- Ах ти, волчия сить, травьяной мьешок, ти чего подо мной спотикайешся…
«Ёпп куррат, опять иностранец. Принц, небось», - подумала Хозяйка и вышла встречать гостя.
Гость был что надо: в белом камзоле, с золоченой шпагой на боку и крайне самодовольным выражением мор…лица. Он надменно окинул взглядом Хозяйку Избы и высказался, старательно путая ударения в словах:
- Сдесь нахо`диться Исба оф `Баба `Йага?
«Сам не видишь, что ли?» - подумала Хозяйка и сказала:
- Здравствуй, добрый молодец. Дела пытаешь, аль от дела лытаешь?
Мор…лицо Гостя поглупело еще больше, и Хозяйке пришлось пояснить:
- Да здесь, здесь. Заходи. Перечень услуг справа от двери. В ночное время на пятьдесят процентов дороже.
Пока Гость изучал перечень, хозяйка достала из печи чугун с картошкой и бухнула его на стол. Тут Гость обернулся и еще раз оглядел хозяйку с ног до головы. «Вот гхыр заморский. Ну почему у всех со словами «в баньке попарить» одно и то же ассоциируется?» - подумала Хозяйка.
Со двора опять донеслось обиженное ржание. Хозяйка спросила:
- Ты коня-то расседлал, богатырь недодел…неделикатный? Как зовут хоть?
Гость зашуршал помятой бумажкой:
- Сейчас посмотреть...Сьив`ка-Бур`ка, вестчий Каур`ка.
- Да не коня, тебя?
Гость картинно откинул голову и бросил:
- Принц Джон Ст'юпид-Фулиш.
«Ага. Фулиш, он везде фулиш», - подумала Хозяйка. – А у нас что забыл?
- Забиль? Я приехать за Тсаревен-Ньесмеян. Буду смешиль и забираль.
«Хм, а ведь у него есть шанс», - подумала Хозяйка и поинтересовалась:
- А дома что, подходящего варианта не нашлось?
Гость сник:
- А там уше всех…как это…разобрать. Ба`тьюшка сказать – без Принцесс не приесшаль.
«Ага», - подумала Хозяйка и посмотрела на котел с недоваренным приворотным зельем. Заказ был срочный: Василиса Прекрасная ждать не любила – чуть-чуть опоздаешь, и репутации конец. - «А может, ну это все на гхыр? Придорожная гостиница, магическая халтурка, пьянки на Лысой Горе…Надоело. А там в горностае ходить буду…»
Пойманный у самой норы ингредиент не успел даже пискнуть.

Гость сонно поднял глаза от кубка и проговорил, запинаясь:
- Я благодарить прекрасний хозяйка за прекрасний ушин.
«Не за что, милый, не за что», - подумала Хозяйка и снова наполнила кубок до краев.

@темы: Постмодернизьм, Ремейки, Милый, где ж ты бродишь, гад?

---

Goslar

Die alten gepflasterten Gassen,
Vom Regen zu Rinnen gemacht.
Das Kommen, das Sein, das Verlassen –
Wir suchten und tappten im Nassen,
Doch jeder gewann seine Schlacht.

Die Hände verblassten vor Kälte,
Die Wangen verblassten vor Scham.
Ich lockte und spielte, und wählte…

Nun steh ich allein auf dem Felde.
Doch Nässe ist schöner als Gram.

@темы: Я и мир, Стихи

---

Отчет о проделанной поездке (Кровавое Воскресенье не состоялось:))

1. У Альфа с Дилом замечательные друзья с замечательной машиной и еще более замечательным терпением и чувством юмора.

2. Вместо Несвижа *всплакнула* мной были увидены следующие объекты: - Костел (четыре шт.), Дом Гончей (пол. шт.), Усадьба Бывшая (одна шт.),

и – внимание! – совершенно-невероятно-обалденный дворец Святополков-Четвертинских в Желудке с привидениями и вампирами (правда, после нашего отъезда их опять стало на две шт. меньше).

Представьте себе заброшенный старинный парк (обнесенный стеной из бетонных плит), не менее заброшенный старинный дом (с фасадом из фильма, тремя этажами, царственным изгибом лестницы и подземным ходом), кухню, похожую на часовню, и красноносого мужичка, показавшего нам все это великолепие.
Уходить не хотелось. Хотелось полдня ходить вокруг и фотографировать. И представлять себе всякие глупости, мысленно подбирая длинный подол и обмахиваясь мысленным веером.
А еще хотелось плакать оттого, что окна во дворце были разбиты, перекрытия трухлявы, пол замусорен, а на крыше росли кустики.

Мы - нация толерантных идиотов. Мы абсолютно толерантно смотрим на то, как исчезает с лица земли все, что могло бы заставить нас гордиться своим прошлым.

Кстати, о Доме Гончей. Это не мое дело, но…глубоко сочувствую.
Человека, который уговорил ее купить это, нужно поймать и долго бить.
Там работы еще на год, как минимум. А вокруг – брошенные хаты, одинокие бабульки и автомобильный погост.

Мальчики, спасибо за день. Очень вас люблю (хоть временами и до смерти)).

Фотографии почтой позже.

@темы: Друзья и я, Хочу, Нравится, Чего расскажу (покажу)!