Ein Stein mit dem Schimmer einer Blume
Очередное "все / про всех / во все времена", рекомендую )
Издательство ACT – Олимп, М., 2003. ISBN 5-17-015194-2, 5-8195-0836-Х Игорь Семёнович Кон
Лунный свет на заре
Часть 2. 2.4. Христианская Европа
Под известной нам историей Европы лежит другая, подземная.
Это история человеческих инстинктов и страстей,
подавленных и искаженных цивилизацией.
Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно
Цивилизации основывались и поддерживались теориями,
которые отказывались подчиняться фактам.
Джо Ортон
Содомский грех
В отличие от Ветхого завета, ранние христианские тексты вообще не упоминают её. Сам Христос никогда не высказывался по этому поводу. В Евангелии от Матфея есть один стих, который обычно истолковывается как "антисодомитский": "Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: "рака", подлежит синедриону; а кто скажет: "безумный", подлежит геенне огненной" (Матфей 5:22). Загадочное негреческое слово "рака", переведенное в русском каноническом тексте Библии как "пустой человек", по мнению специалистов (Olyan, 1994, Boyarin, 1995) - еврейское rakha (мягкий), которое могло подразумевать женственность и слабость, а заодно и пассивную гомосексуальность, тогда как греческое слово moros, переводимое как "безумие" или "глупость", означало мужскую гомосексуальную агрессию. В переводе на современный язык, этот текст строго запрещает обзывать людей “пидорами”, считая такие слова крайне обидными, но никакой оценки самого гомосексуального поведения не содержит.
читать дальшеВсе остальные евангельские высказывания, прямо или косвенно осуждающие однополую любовь, принадлежат одному и тому же человеку - апостолу Павлу. Приведу их полностью, с комментариями специалистов. "Или вы не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники". (Первое послание к коринфянам , 6: 9)
Слово "малакии" обозначало мягких, феминизированных мужчин и ассоциировалось с пассивной гомосексуальностью, но имело и ряд других значений; в древней Руси "малакией" называлась мастурбация – "одни это делают руками, другие же бедрами своими" ("А се грехи", 1999, с.26). Многозначно и слово arsenokoitai, переведенное как "мужеложники".
В другом месте, описывая разложение отвернувшегося от Бога языческого мира, Павел пишет: "Потому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; Подобно и мужчины, оставивши естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение. И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму -- делать непотребства, Так что они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, Злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, Безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы".(Послание к римлянам 1: 26-31)
Великолепная инвектива! Со своей точки зрения, Павел последователен и логичен. По его мнению, любая сексуальность греховна и низменна и потому допустима только в браке и лишь ради продолжения рода: "А о чем вы писали ко мне, то хорошо человеку не касаться женщины. Но, в избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа... Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве... Впрочем это сказано мною как позволение, а не как повеление. Ибо желаю, чтобы все люди были, как и я; но каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе. Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться, как я; Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться" (Первое послание коринфянам 7: 1-9).
Если греховно любое вожделение, то страсть к лицам своего пола и подавно не может иметь оправдания: от неё не рождаются дети, она не освящена таинством брака, "противоречит природе" и основана на похоти. Попытки некоторых историков-геев (Boswell, 1980, 1994) смягчить эту позицию, представив раннее христианство сексуально терпимым, абсолютно неубедительны. Однако, по словам апостола Павла, Царства Божия не наследуют не только малакии и мужеложники, но также "ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники" (Первое послание к коринфянам 6: 10). Между тем к этим порокам и их носителям церковь в дальнейшем относилась снисходительно, тогда как гомосексуальность стала неназываемой. Почему? Все отцы церкви прославляли воздержание и девственность. И одним из самых сильных и опасных соблазнов для них был секс. Причем многие из них испытывали гомоэротические чувства. Самый влиятельный богослов раннего христианства блаженный Августин (354-430) пережил в юности страстную гомоэротическую дружбу, которой посвящены самые яркие и человечные страницы "Исповеди" (Августин , 1991).
“Что же доставляло мне наслаждение, как не любить и быть любимым? Только душа моя, тянувшаяся к другой душе, не умела соблюсти меру, оставаясь на светлом рубеже дружбы; туман поднимался из болота плотских желаний и бившей ключом возмужалости, затуманивал и помрачал сердце мое, и за мглою похоти уже не различался ясный свет привязанности” (Исповедь, П, 2, 9).
Внезапная смерть друга повергла Августина в отчаяние: "Какой печалью омрачилось сердце мое! Куда бы я ни посмотрел, всюду была смерть. Родной город стал для меня камерой пыток, отцовский дом - обителью беспросветного горя; все, чем мы жили с ним сообща, без него превратилось в лютую муку. Повсюду искали его глаза мои, и его не было. Я возненавидел все, потому что нигде его нет, и никто уже не мог мне сказать: "Вот он придет", как говорили об отсутствующем, когда он был жив... Только плач был мне сладостен, и он наследовал другу моему в усладе души моей" ( Исповедь, 1У, 4, 9.) Однако боль утраты не убила привязанности к жизни. Как же могло случиться , что я, его второе "я", жив, когда он умер? Ведь "моя душа и его душа были одной душой в двух телах" (Исповедь, 1У, 6, 11).. В позднейшем примечании Августин осудил этот крик души как "фривольную декламацию": греховна не только мысль о слиянии душ, но и сама безоглядная любовь к смертному. Только тот не теряет близких своему сердцу, чья дружба покоится в Боге -- "в Том, Кого нельзя потерять" (Исповедь, 1У, 9, 14).
Чем сильнее были чувства, которые верующему приходилось преодолевать , тем строже было морально-религиозное осуждение соблазна. Можно с уверенностью сказать, что те отцы церкви, которые красочнее других описывали зло, приносимое женщинами, вожделели к женщинам, а те, кто ужасался мужеложству, грезили о мужской любви. Это правильно уловил Розанов, считавший “духовных содомитов” главными носителями идей аскетизма и бесполости.
Запретить другим “плодиться и множиться” эти люди не могли, но тем яростнее они обрушиваются на внебрачный, нерепродуктивный и особенно - однополый секс (СМ. Boswell, 1980; Brundage, 1988; Bullough and Brundage, 1996; Goodich, 1979). Канон 71, принятый на соборе испанской церкви в Эльвире (305/6 г.) гласит: "Бесчестящие мальчиков до самой смерти не должны получать причастие".
В дальнейшем наказания дифференцируются в зависимости от способа сношения и возраста участников. По пенитенциалию папы Григория III (VIII в.) сексуальный контакт между женщинами карался 160-дневным покаянием, а между мужчинами - одногодичным. Архиепископ Бурхард Вормский (умер в 1025 г.) наказывал анальную пенетрацию, как и скотоложество, многолетним покаянием. Юноши наказывались мягче, чем женатые мужчины. "А ежели с мужчиной между бедер, как заведено у некоторых, совершаешь непотребство, то есть свой детородный орган помещаешь между бедер другого, и так поступая, извергаешь семя? Если делаешь так, в течение 40 дней совершай покаяние на хлебе и воде". Взаимная мастурбация наказывалась 30-дневным, а одинокая – 10-дневным покаянием. Теодор Кентерберийский "самым большим злом" считал оральный секс, все равно, с мужчиной или с женщиной.
Церковные нормы постепенно распространялись и на светское законодательство. Это началось уже в поздней Римской империи. В 342 г. императоры Констанций и Констант запретили не то - если понимать текст закона буквально - однополые браки, не то вообще однополый секс; виновные подвергались "особому наказанию" (возможно, кастрации). В 390 г. император Феодосий 1, в порядке борьбы с языческими культами, издал закон, по которому пассивная гомосексуальность в борделях наказывалась сожжением заживо. В 438 г. Феодосий П распространил эту кару на всех, уличенных в "пассивной" содомии, а Юстиниан в 538 и 544 гг. велел подвергать смертной казни всех участников подобных действий, независимо от сексуальной позиции. Тех, кто “был замечен в этой болезни” (трактовка ереси одновременно и как болезни характерна для средневековой ментальности) кастрировали и водили по улицам. (Прокопий Кесарийский, 1991, с.39) По судебнику Льва III и Константина У (741 г.), "виновные в нечистоте" подлежали оба "наказанию мечом", но если пассивный партнер был младше 12 лет, он освобождался от казни. По каноническому праву УП-Х веков, мальчики, "сосуд" которых был "разбит", не могли быть рукоположены в священники или дьяконы; если же семя было "пролито" у них между бедер, то они могли принять церковный сан. Более поздняя версия этого закона предусматривала для мальчика моложе 15 лет порку и заточение в монастырь , потому что он "совершил это неумышленно". (Brundage, 1988, p. 166-167)
Женской гомосексуальности церковники уделяли меньше внимания, чем мужской (Murray, 1996). Хотя апостол Павел считал её такой же отвратительной, как содомия, а святой Иоанн Златоуст писал, что для женщин искать таких сношений даже более постыдно, "ибо они должны быть скромнее мужчин", церковные наказания за лесбиянство назначались реже, касались преимущественно монахинь и были сравнительно мягкими. По пенитенциалию Теодора, сексуальная связь двух женщин, как и "одинокий порок", каралась трехгодичным покаянием; замужние женщины наказывались строже вдов и девственниц, потому что их поступок был также прелюбодеянием. По другому источнику, совместная мастурбация наказывалась церковным покаянием и пребыванием на хлебе и воде в течение 38 дней; если женщины спали друг с другом, наказание продолжалось 40 дней; если при этом одна из женщин ласкала груди другой или "каталась на ней", к сорокадневному посту добавлялись 100 дней покаяния, а если у них происходило "истечение", покаяние продлевалось до двух лет.
Однополой любви приписывали ей всевозможные социальные несчастья и даже стихийные бедствия. По словам императора Юстиниана, именно "из-за таких преступлений возникают голод, землетрясения и мор" (Boswell, 1980, p. 171)
Однополая любовь в среде рыцарей
Каковы бы ни были церковные и светские законы, однополая любовь всегда имела какие-то социальные ниши. В раннем средневековье её главными убежищами были воинские братства (пережитки древних мужских союзов) и монастыри.
Германские племена, на территории которых возник западноевропейский феодализм, имели развитые воинские организации, где презиралось все женственное и действовали знакомые нам обряды мужских инициаций, включавших, возможно, и сексуальные контакты между старшими и младшими. У взрослых мужчин жестко табуировалась только рецептивная позиция. Одно из самых ругательных слов в старонорвежском языке, на котором написаны скандинавские саги - аргр (argr) -- обозначает мужчину, которого сексуально использовали как женщину. Этот акт покрывал мужчину несмываемым позором, зато тот, кому удалось, силой или хитростью, овладеть врагом или соперником, приобретал почет и славу (Vanggaard, 1972; Jochens, 1996).
Изменить эту древнюю психологию было не так просто, да и сами условия воинской жизни, включая гендерную сегрегацию, благоприятствовали сексуальным контактам между мужчинами. Из всех так называемых варварских правд, только принятый около 650 года закон находившегося под сильным римским влиянием вестготского королевства (на территории Испании), запретил однополый секс, предусмотрев в качестве кары кастрацию обоих участников. В быту отношение к этому "пороку" и после христианизации долго оставалось снисходительным.
Феодальный рыцарский эпос, ставивший верную воинскую дружбу выше супружеской любви, имеет отчетливые, хотя и не выраженные прямо, гомоэротические тона. "Песнь о Роланде" (XII в.) рассказывает, что невеста рыцаря, красавица Альда, услышав о смерти своего суженого, тут же падает мертвой. Сам же умирающий Роланд не вспоминает о невесте, зато горько оплакивает своего друга, соратника и оруженосца Оливье. Гомосексуальные отношения были распространены в некоторых рыцарских орденах и иногда даже включались в их тайные обряды. В этом обвиняли, например, тамплиеров (храмовников); впрочем, суд над ними был далек от объективности - французский король Филипп 1У Красивый просто позарился на богатства ордена; ни в одной стране, кроме Франции, где соответствующие признания были получены под жестокими пытками, эти обвинения не подтвердились (Gilmour-Bryson,1996)
Содомия часто практиковалась среди молодых странствующих рыцарей, между рыцарями и пажами и т.д. По словам французского хрониста XII в., молодые странствующие рыцари "любили друг друга, как братья", но многие намекали на то, что их отношения были "нечистыми". Любовь к мальчикам упоминается в лирике трубадуров и в песнях странствующих студентов - вагантов. Часто вспоминали её и в связи с "оседлыми" молодежными сообществами ("мальчишники", "братства", "королевства шутов", "аббатства молодежи"). Однако соотношение гомоэротизма и гомосоциальности в этих сообществах, как и в любых других, проблематично (Bennett, 1999).
Монастыри
Самым массовым прибежищем и рассадником гомосексуальных отношений были, естественно, монастыри. Обет безбрачия и гендерная сегрегация делали их практически неизбежными, молодые монахи и послушники вольно и невольно вводили в соблазн старших и друг друга. Основатель одного и первых коптских монастырей (313 г.) святой Пахомий постановил, что монахи не должны не только спать на одном матрасе, но даже сидеть вплотную друг к другу в трапезной. Его младший современник святой Василий писал: "Во время трапезы садись подальше от своего молодого брата; ложась отдыхать, не оставляй свою одежду рядом с его одеждой; лучше, если между вами ляжет старший брат. Когда молодой брат разговаривает с тобой или поет напротив тебя в хоре, отвечай ему с опущенной головой, чтобы ненароком не взглянуть пристально ему в лицо, чтобы злой сеятель не заронил в тебя семя желания, которое прорастет разложением и гибелью" (Boswell, 1980, p.160).
О тех же опасностях говорят и позднейшие описания православных монастырей, в частности Афонского. "Да не наряжаются иноки в нарядные рясы… Если имеют в обители юного, да одевают его всегда в ветхую рясу. Пусть юный не глядит в лицо и не смеется… Когда же с кем беседует, да приклоняет главу свою долу и так да отвечает…Да не моет он лица своего водою и да острижет кудри свои, чтобы они не свешивались у него на лицо, как у девицы, ибо эти проклятые кудри благоукрашают человека для возделывания блуда". "Горе старцам, у которых ведут себя развратно подчиненные им послушники". "Пристрастие к послушникам есть главная причина невзыскательности старцев". "Чем виноват юноша, что ты, как животное и как жеребец, прельщаешься им, лаская его? Юный, видя твое прельщение им, начинает и сам ласкаться к тебе, потешаясь над тобой, как над (глупой) овцой, а ты не разумеваешь сетей молодого и того, что он потешается над тобою, посмеиваясь над твоим увлечением" (Городецкий, 1998)
Советы подкреплялись запретами. Второй Турский собор (567) запретил монахам и священникам спать по-двое в постели. Позже это правило было распространено и на монахинь. Донат из Безансона (У11 в) запрещает монахине даже брать другую за руку и называть её "девочкой" (за такое обращение обе получают по 40 ударов). Они должны спать отдельно, при свете и обязательно одетыми (Murray, 1996, p.196). Парижский (1212) и Руанский (1214) соборы запретили монахиням спать вместе и рекомендовали, чтобы в спальнях всю ночь горел свет. Увы, ничего не помогало!
В Х в. настоятель аббатства Сен-Жермен де Прэ Аббон горько жалуется на всеобщий разврат. В середине Х1 в. фанатичный Петр Дамиан тщетно призывал папу Льва 1Х усилить борьбу с содомией. В начале XII в. архиепископ Кентерберийский святой Ансельм, отвечая по подобные же требования, разъяснял, что "этот грех стал таким распространенным, что почти никто даже не краснеет из-за него и поэтому многие погружаются в него, не осознавая его серьезности" (Brundage, 1988, p.543)
Гомоэротические чувства и привязанности были самыми разными. У одних это были откровенно сексуальные связи, о которых светские молодые люди говорили с шутками и прибаутками. У других гомоэротизм облекался в форму интимной страстной дружбы, сексуальная подоплека которой, возможно, не осознавалась её участниками. Позже такие отношения стали называть "особенной дружбой".
Ученые монахи раннего средневековья писали своим ученикам и коллегам любовные письма и стихи, называя друг друга символическими именами, вызывающими вполне определенные классические ассоциации; например, Алкуин называл одного из своих любимых учеников Дафнисом.
Настоятель монастыря в Рьеволксе (Англия) святой Аэльред (XII в.) в трактате "О духовной дружбе" осмелился даже перефразировать слова Иоанна Богослова, что "Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге" таким образом: "Бог есть дружба, и пребывающий в дружбе пребывает в Боге, и Бог в нем". Но Иоанн Богослов имеет в виду христианскую любовь к ближнему вообще, Аэльред же подразумевает дружбу к конкретному человеку из плоти и крови, окрашенную всеми человеческими чувствами. "Когда я был еще школьником, - вспоминал Аэльред, - меня пленяло очарование моих друзей, среди всех опасностей и слабостей этого возраста мой дух полностью подчинялся чувству и потребности любить. Ничто не казалось мне слаще, милее и достойнее, чем любить и быть любимым" (Boswell, 1980, p.222).
Обет безбрачия не позволял Аэльреду любить женщин (даже если бы он был к этому способен), зато открыл его сердце для привязанности к молодым монахам. Хотя гомоэротический характер привязанностей Аэльреда и похожих на него людей очевиден, не всегда можно с уверенностью сказать - да и так ли это важно? - были ли их взаимоотношения только духовными или также телесными. В средние века дистанция между неосознанным гомоэротизмом и гомосексуальностью была гораздо больше, чем сегодня. Люди могли не осознавать истинной природы собственных чувств и не допускать их телесной материализации. Потребность в эмоциональном тепле и психологической интимности была в монастырях настолько сильна, что нежные письма иногда писали даже незнакомым людям или тем, кого не видели годами (СМ. Ailes, 1999; Haseldine, 1999)
Но отнюдь не все церковники придерживались религиозных канонов. В Х-XII вв. духовные лица (настоятель церковной школы в Шартре епископ Реннский Марбод; аббат, затем архиепископ Дольский Бодри де Бургей; ученик Пьера Абеляра Гилярий (Хилари)-Англичанин и другие) cоздали на латинском языке целый жанр откровенно-эротической любовной лирики, обращенной к мальчикам и юношам. В послании "Анжуйскому мальчику" Гилярий воспевает его красоту и умоляет снизойти к своим чувствам: "Как бы мне хотелось, чтобы ты пожелал денег!.. Ты напрасно думаешь, что такие отношения порочны. Это глупо, мальчик, быть таким несговорчивым". "Красивый мальчик, прекрасный цветок, сверкающий алмаз, если б ты только знал, что очарование твоего лица стало факелом моей любви", - заклинает он другого адресата, "английского мальчика" (Boswell, 1980, p.370-374)
Сохранилось и несколько лесбийских текстов. Очарование лесбийской любви описывал трубадур конца XII века Этьен де Фужер. Другой трубадур, Бьери де Роман не то писал от имени женщины, не то в самом деле был таковой. Дошли до нас и любовные письма средневековых монахинь: "Когда я вспоминаю поцелуи, которые ты мне давала, и как с нежными словами ты ласкала мои маленькие груди, я хочу умереть, потому что не могу увидеть тебя". (Boswell,1980, p.220)
Из более позднего времени (Италия начала XVII в.) до нас дошли интереснейшие материалы следствия по делу настоятельницы женского монастыря Бенедетты Карлини, которая утверждала, что имела сверхъестественные отношения с Христом и в то же время много лет находилась в любовной связи со своей молодой подопечной (Brown, 1986).
Гонения на содомитов
Хотя гомосексуальность считалась "неназываемой", её существование в средние века было секретом Полишинеля. Во многих средневековых городах (Париж, Шартр, Орлеан, Венеция, Флоренция и др.) полулегально существовали мужские бордели. Особенно славилась ими Флоренция, в Германии педерастов даже прозвали "флорентийцами". Обычными местами встреч были бани и парикмахерские. Продажных мальчиков на жаргоне называли "ганимедами", их поиск - "охотой", а сами гомосексуальные действия - "игрой".
Слабость к мужскому полу питали и многие люди, на которых ни церковные, ни светские законы практически не распространялись. Слухи такого рода ходили про английских королей Вильгельма П Рыжего , Ричарда 1 Львиное Сердце , Эдуарда П и Якова 1 , королей Франции Филиппа П, Иоанна П, Генриха III и Людовика XIII, германских императоров Фридриха П и Рудольфа П , Конрадина Сицилийского, римских пап Павла П , Сикста 1У , Юлия П , Льва Х , который, по слухам, даже умер в объятиях мальчика, Адриана У1, Юлия III и несчетного множества князей, кардиналов, архиепископов и прочих знатных и могущественных людей. Впрочем, некоторые из этих обвинений (например, в адрес Ричарда Львиное Сердце) весьма проблематичны.
Над державными содомитами смеялись, их постыдные слабости использовались для их дискредитации и свержения. Так случилось с Эдуардом П, которому посвящены знаменитая драма Марло и фильм Джармена (его история подробно описана также в романе Мориса Дрюона "Французская волчица"). Сначала мятежные бароны вынудили его выдать им его молочного брата и любовника Пьера де Гавестона и, нарушив данное слово, убили его. Новый фаворит Эдуарда, Хью Деспенсер, был не столь бескорыстен, как Гавестон, вместе со своим отцом, они завладели огромными богатствами. После того, как Эдуард проиграл войну баронам и королеве Изабелле, Деспенсеры были казнены, а сам король тайно зверски убит (чтобы скрыть следы преступления, ему засунули в задний проход раскаленный железный прут).
Отношение церкви и светских феодалов к однополой любви зависело прежде всего от политических причин. Гонения на содомитов, как правило, усиливались в периоды политических и духовных кризисов, параллельно росту религиозной и прочей нетерпимости, или когда властям было нужно найти козла отпущения, чтобы разрядить народное недовольство. В Х1-XII вв. римская курия довольно вяло реагировала на требования усилить борьбу за очищение нравов. Усиление преследования содомитов во второй половине XII в. было связано с политической атмосферой крестовых походов: приписав собственный порок иноверцам-арабам, церковь тем самым укрепляла “христианскую солидарность” против общего врага. Если в раннем средневековье содомия была просто одним из многих грехов, то в первой половине XIII в. её приравнивают к ереси и демонизируют, позже расследование таких обвинений поручается только что созданной "святейшей инквизиции".
К репрессивной политике подключается и государство. Во второй половине XIII в. антисодомитские законы были приняты в большинстве европейских государств. В Англии сожжение содомитов ввел Эдуард 1, во Франции - Людовик 1Х. В Кастилии по законам Альфонса Х содомия наказывалась кастрацией и затем повешением за ноги до наступления смерти; в конце ХУ в. Фердинанд и Изабелла заменили эту казнь сожжением. Такое же законодательство вводится во многих итальянских городах. Таким образом, "грех" стал ересью, а затем и уголовным преступлением.
Чем расплывчатее были формулировки законов, тем легче их было применять. В 1481 г. один венецианский рыбак был обезглавлен за "частую содомию с собственной женой". Наказание дифференцировалось в зависимости от возраста преступников. В XIV-ХУ вв. в некоторых итальянских городах стали наказывать не только взрослых, но и мальчиков.
Сколько людей стали жертвами репрессий?
По современным меркам, немного. Во Франции с 1317 по 1789 состоялось 73 "содомитских" процесса и было сожжено 38 человек (Lever, 1985). Из 30 тысяч дел, расследованных португальской инквизицией, обвинение в "неназываемом пороке" содержалось в 900, однако содомия могла быть и гетеросексуальной; кроме того, к некоторым категориям преступников, например, подросткам, проявляли снисхождение, так что сожжено было "всего" 50 человек.
В Италии, где подобными делами занимались светские власти, наказания были не столь суровыми. Флоренция эпохи Возрождения была настоящей Меккой однополой любви (Rocke, 1996). Мальчиковая проституция и любовные отношения между мужчинами и мальчиками считались обыденным делом. С 1432 по 1502 год флорентийские архивы сохранили 17 тысяч доносов по поводу содомии (на 40 тысяч населения!), но только 3000 допрошенных были признаны виновными. Во Флоренции с 1348 по 1461 состоялось 50 процессов о содомии, и было вынесено 10 смертных приговоров, из них 7 - за гомосексуальные действия, но всех семи случаях содомия сопровождалась отягчающими обстоятельствами, вроде грабежа, изнасилования и т.п.
С 1432 года смертный приговор за содомию мог быть вынесен только если виновный был уличен не менее пяти раз; первые четыре раза наказывались денежными штрафами, причем требовалось признание обвиняемого или свидетельство двух очевидцев.
В Венеции между 1348 и 1368 гг. в содомии были уличены 9, а между 1448 и 1469 гг. - 110 человек. Некоторые из этих дел были групповыми. Из 3592 дел, рассмотренных Венецианской инквизицией, на долю содом0ии приходилось только 16. В 1467 г. венецианское правительство специальным эдиктом обязало врачей, цирюльников и прочих лекарей сообщать властям обо всех случаях анальных повреждений у мужчин и женщин, однако "пассивный" партнер считался значительно менее виновным, чем "активный", а мальчики моложе 14 лет вообще не наказывались (Ruggiero, 1985). А во Фриули, Неаполе и Сицилии таких процессов не было вовсе.
Зато в Испании костры инквизиции полыхали вовсю. В одной только Севилье между 1578 и 1616 гг. было сожжено 52, в Валенсии (приблизительно за то же время) - 17, в Сарагосе - 34, в Барселоне - всего двое (Perry, 1989) Многое зависело от местных условий и прилежания властей. Парижский парламент между 1565 и 1640 гг. рассмотрел 176 дел о содомии, а в Лионском суде их не было вовсе.
Если сравнить эти цифры с тем, что в Англии между 1500 и 1700 гг. было казнено 5000 ведьм (Gilbert, 1995, p. 299), преследование содомитов выглядит сравнительно умеренным. Но на самом деле жертв было много больше. Каждый процесс, который вела инквизиция, сопровождался пытками, которым подвергались не только обвиняемые, но и многочисленные свидетели. Плюс - общественное мнение.
Драконовские законы были не только средством сохранения идеологической монополии церкви и её собственной самозащиты, но и отражали влияние консервативных народных масс.
В сознании простых и необразованных людей содомия, как и все прочие сексуальные изыски, были проявлениями общей развращенности и безнравственности правящих верхов. Внимание сосредоточивалось исключительно на внешних признаках. Почти все выпады против засилья "грязных катамитов" при английском королевском дворе в Х1- XII вв. концентрировались на женственной внешности, манерах и одежде молодых дворян. Особенно бурные страсти вызывали длинные волосы. Ношение длинных волос само по себе не было ни новомодным, ни "женственным". У германских племен раннего средневековья длинные волосы считались символом мужской силы и могущества. Однако в Х11 в. длинные волосы стали считать признаком изнеженности и продуктом норманнского влияния; некоторые священники не только осуждали их в пламенных проповедях, но и, если представлялась возможность, собственноручно стригли королей и лордов.
В отношении к содомитам ярко проявлялась сословная ненависть. Облекая свою зависть к аристократии в форму борьбы за нравственное очищение и обновление, средневековые горожане были гораздо нетерпимее циничных князей церкви. Рост влияния этого класса везде и всюду сопровождался усилением репрессий. Протестантские церкви были в этом отношении ничуть не либеральнее католической. Взаимные обвинения в содомии -- один из самых распространенных "аргументов" в спорах между протестантами и католиками в XVI в.
"Красивый порок"
Положение и репутация однополой любви заметно улучшились в эпоху Возрождения. Гуманисты распространили на неё общую реабилитацию тела и плоти. В ренессансной системе ценностей однополая любовь - не преступление, а "красивый порок" (le beau vice), о природе которого можно говорить и спорить. Марсилио Фичино, Мишель де Монтень и Эразм Роттердамский, вслед за Платоном, утверждали, что некоторые мужчины от природы предрасположены больше любить юношей, чем женщин. Хотя формально содомия оставалось преступлением, многие смотрели на неё сквозь пальцы или с юмором, а некоторые даже бравировали ею. В одной из новелл “Декамерона” муж, застав у своей жены юного любовника, вместо положенной сцены ревности заставил молодого человека развлекаться втроем всю ночь, так что на утро юноша не знал, кто с ним забавлялся больше - жена или муж (Бокаччо, 1928, с.582-583).
Бенвенуто Челлини (1500-1571) дважды, в 1527 и 1557 гг., привлекали к суду за связи с мальчиками, причем во второй раз он был вынужден признаться и приговорен к штрафу и четырем годам тюрьмы. Однако он не только избежал тюремного заключения, но и продолжал пользоваться покровительством высоких лиц и выполнять заказы князей церкви. Когда его враг и соперник Баччо Бандинелли в присутствии герцога Медичи обозвал его “содомитищем”, Челлини ответил: “… Дал бы Бог, чтобы я знал столь благородное искусство, потому что мы знаем, что им занимался Юпитер с Ганимедом в раю, а здесь на земле им занимаются величайшие императоры и наибольшие короли мира. Я низкий и смиренный человечек, который и не мог бы, и не сумел бы вмешиваться в столь дивное дело”( Челлини, 1958, с.418).. Это заявление было покрыто общим хохотом.
Бисексуальный художник явно поскромничал. По его собственным публичным признаниям, он всю жизнь увлекался мальчиками. В юности он “завел общение и теснейшую дружбу” со своим сверстником Франческо Липпи (внуком великого живописца). “От частого общения у нас родилась такая любовь, что мы ни днем, ни ночью никогда не расставались…”. С другим юношей, Пьеро Ланди, “мы любили друг друга больше, чем если бы были братьями”. При расставании Пьеро “плакал, не переставая, и дал мне десять золотых скудо, а я попросил его вырвать мне несколько волосиков с подбородка, которые были первым пушком”. В Риме у Бенедетто возникла “страстная любовь”, “какая только может вместиться в груди у человека ”, к четырнадцатилетнему ученику Паулино; это был “самый благовоспитанный, самый милый и самый красивый ребенок, которого я когда-либо в жизни видел”. Даже Христос снился Челлини “в виде юноши с первым пушком” (Челлини, 1958, с 50-51, 59, 67, 279).
Художник Джованни Бацци (1477 --1549) даже налоговые декларации подписывал своим прозвищем "Содома", под которым и вошел в историю живописи. Английский поэт и драматург Кристофер Марло (1564-1593), по словам приставленного к нему тайного осведомителя, говорил, что "кто не любит табака и мальчиков - дураки". А герой рассказа флорентийского писателя Маттео Банделло (1485-1561) на упреки духовника, что он скрыл на исповеди свои гомосексуальные приключения, ответил: "Развлекаться с мальчиками для меня естественнее, чем есть и пить, а вы спрашивали меня, не согрешил ли я против природы!" (Saslow, 1989).
В ренессансной Италии, как и в средние века, различали разные типы однополой любви и сексуальности. Первым и важнейшим водоразделом была сексуальная позиция. мужчины, которые любили мальчиков, как женщин, не выделялись в особую категорию, это считалось нормальным мужским поведением. Напротив, женственных и “пассивных” мужчин презрительно называли “катамитами”, “кинедами”, “андрогинами” или “гермафродитами”, и это считалось постоянным состоянием.
Споры вызывало соотношение телесных и духовных аспектов любви. Многие гуманисты, например, Монтень, осуждают педерастию и содомию, но воспевают мужскую дружбу, ставя её значительно выше любви к женщинам (дружбу Монтеня с Этьеном де Ла Боэси многие биографы считают гомоэротической). Мужская дружба занимает одно из центральных мест в гуманистической системе ценностей. Поскольку вопрос об её возможной, хотя и не обязательной, эротической подоплеке оставался деликатным, такие отношения предпочитали называть "сократической дружбой" или "платонической любовью", считая их, по умолчанию, духовными ( иногда они таковыми и были) и оказывая им всяческое уважение (Dall’Orto, 1989).
Итальянские гуманисты Пико делла Мирандола и Джироламо Бенивьени даже похоронены в одной могиле. В музее Фицвильямса в Кэмбридже можно увидеть написанные Карло Дольчи портреты сэра Джона Финча (1626-1682) и Томаса Бейнса (1622-1681). Подружившись мальчиками в Кэмбридже, они прожили вместе всю жизнь (когда Финч уехал в Италию, Бейнс последовал за ним) и даже похоронены рядом. В церкви их родного Крайст-колледжа им поставлен общий мраморный памятник с трогательной латинской эпитафией, прославляющей их верную дружбу, в которой современники не видели ничего предосудительного.
Более откровенным эвфемизмом было распространенное в итальянском, французском и английском языках XVI-XVII вв. выражение “мужская любовь”. Иногда употреблялось выражение “мужской разговор” (masculine conversation); слово “разговор” вообще нередко имело сексуальный смысл (Cady, 1992; Forker, 1996).
Многих гениев итальянского Возрождения подозревали или обвиняли в сексуальных связях с мальчиками и молодыми людьми. В большинстве случаев доказать или опровергнуть эти обвинения одинаково трудно: о личной жизни художников сохранилось слишком мало свидетельств, а истолкование творчества - дело довольно субъективное.
О флорентийском скульпторе Сандро Донателло (1386-1466) достоверно известно только то, что он предпочитал брать в ученики красивых мальчиков и по поводу его отношений с ними всегда ходили сплетни и анекдоты, на которые веселый и жизнерадостный художник не обращал внимания. Две его знаменитые скульптуры "Давид" и “Святой Георгий” многим кажутся гомоэротическими. “Давид” Донателло выглядит не библейским героем, а кокетливым андрогинным подростком, странным образом сочетающим мускулистые руки с женственной мягкостью и округлостью бедер; его эротическая соблазнительность еще больше подчеркивается экзотической шляпой и высокими сапогами. Ни до, ни после Донателло никто Давида таким не изображал. Что же касается "Святого Георгия", то в XVI в. на его счет во Флоренции ходила непристойная шуточная поэма, автор которой называет статую "мой красивый Ганимед", расхваливает его телесные прелести и заявляет, что “такой красивый мальчонка” был бы идеальной заменой реального любовника: правда, им можно только любоваться, зато не будет ни измен, ни сцен ревности (Janson, 1967, p.25).
На Сандро Боттичелли (1444-1510) в 1502 г. был написан анонимный донос, в котором его обвиняли в содомии с одним из его подмастерьев, но художник обвинения категорически отрицал и власти даже не начали по этому делу следствия .
Имя Леонардо да Винчи (1452-1519) фигурировало в списке клиентов 17-летнего проститута Сантарелли, против которого в 1476 во Флоренции было заведено уголовное дело, но сам художник, как и прочие клиенты Сантарелли, вопреки тому, что написано в большинстве книг по истории гомосексуальности, ни в чем не обвинялся. Один автор XVI в. писал, что Леонардо любил исключительно мальчиков-подростков не старше 15 лет, но это не доказано.
В отличие от большинства своих современников, Леонардо тщательно оберегал свою личную жизнь от посторонних взоров. Близких женщин у него не было. Многолетним спутником жизни художника был подобранный им в Милане красивый юноша Салаи, который был одновременного его учеником, слугой и подмастерьем. Подобно многим мальчикам этого типа, Салаи был нечист на руку и в конце концов оставил Леонардо, тем не менее мастер любил его и завещал ему крупную сумму денег. После ухода Салаи, художник взял к себе в дом юношу благородного происхождения Франческо Мельци, который был ему чем-то вроде сына, последовал за ним во Францию, оставался с ним до самой смерти Леонардо и унаследовал его огромный архив. О характере отношений художника с Салаи и Мельци ничего достоверно не известно, они вполне могли оставаться патерналистски-платоническими, тем более, что и в творчестве Леонардо очень мало чувственного, оно выглядит асексуальным.
Микеланджело Буонаротти (1475-1564), в отличие от Леонардо, отличался страстным характером. В молодости он дважды подвергался гомосексуальному шантажу и научился осторожности. Когда отец одного юноши, желая пристроить сына учеником к великому мастеру, предложил художнику использовать его в постели, тот с негодованием отверг это предложение. Была ли эта реакция искренней или демонстративной, мы не знаем. Некоторые исследователи считают, что Микеланджело вообще избегал физического секса, будь то с женщинами, или с мужчинами. Однако Микеланджело- художник определенно предпочитал мужскую наготу женской, а в его любовных сонетах, посвященных преимущественно мужчинам (при их публикации в 1623 г. внучатый племянник Микеланджело фальсифицировал их, заменив местоимения мужского рода на женские) явно присутствуют гомоэротические мотивы.
Источником вдохновения для немолодого, а по тогдашним представлениям старого (в момент их первой встречи ему было 57 лет) художника была многолетняя страстная любовь к 23-летнему римскому дворянину Томмазо де Кавальери, которому Микеланджело дарил рисунки и посвящал любовные стихи; учитывая сословную и возрастную разницу между ними, это чувство, скорее всего, оставалась платоническим. Большинство современных исследователей склонны считать Микеланджело гомо= или, по крайней мере, бисексуалом.
Такие же подозрения существуют относительно Микеланджело Меризи да Караваджо (1571 - 1610), который рисовал нежных женственных мальчиков (эрмитажного "Лютниста" и "Торговца фруктами" из галереи Боргезе искусствоведы долго принимали за девочек) и с именем которого связано несколько громких скандалов. Впрочем, и здесь не все ясно(Gilbert, 1995; Puglisi, 1998).
С кем спали и кого любили художники Возрождения, в общем-то, не так уж важно. Существенно то, что реабилитируя человека, они реабилитировали также и гомосексуальное желание и создали замечательные образы обнаженного мужского тела, которые стали идеалом для последующих поколений.
Короли и фавориты
Ренессансное отношение к "красивому пороку", отчасти сохранившееся в Елизаветинской Англии и во Франции XVII в., было сугубо верхушечным, элитарным, типичным для аристократической и богемно-артистической среды, где нормы официальной морали не действовали. Если красивая внешность открывала юноше путь в мастерскую великого художника или в королевскую опочивальню, с какой стати он стал бы упускать такую возможность? Тем более, что это вовсе не было альтернативой семье и браку.
Институт фаворитов, приближенных к королю не столько по праву знатного происхождении и политической лояльности, сколько на основе личной преданности, был нормой придворной жизни XVI – XVII веков. Иногда эти отношения имели гомоэротический характер. Юные миньоны Генриха III Французского, начинавшие свою придворную карьеру в 17-18 лет, которым близость к королю давала им власть и деньги и о женственности которых парижане распевали сатирические куплеты, были завзятыми дуэлянтами и с успехом волочились за придворными дамами (один из них, де Сен-Мегрен, был даже убит за то, что соблазнил герцогиню де Гиз). Генрих III называл их "моя дорогая банда" и писал де Келюсу: "Малыш, я целую твои руки и обнимаю тебя" (Le Roux, 2000, с. 282). Но точно такие же фавориты были и у гетеросексуальных монархов (Solnon, 2001).
Явные и скрытые содомиты пользовались большим влиянием при дворе Людовика XIII (1601-1643) (Lever, 1985;.Oresko, 1989). Сам король с детства боялся женщин, по контрасту с отцом, известным ловеласом Генрихом 1У, его прозвали "Людовиком целомудренным". Его брак с Анной Австрийской был реализован с большим трудом, после нескольких неудачных попыток, в дальнейшем ей пришлось утешаться с кардиналом Мазарини. Фаворитами Людовика XIII последовательно были принц Шарль д'Альбер де Люинь, которым король увлекся, будучи 10-летним мальчиком, юный паж Франсуа де Баррада, Клод де Сен-Симон (отец будущего знаменитого мемуариста), получивший от Людовика герцогский титул, и, наконец, 18-летний красавец маркиз Анри де Сен-Мар, которого сам кардинал Ришелье подобрал королю для укрепления своего влияния, но Сен-Мар неосмотрительно изменил своему покровителю и окончил жизнь на плахе (его сильно идеализированной судьбе посвящен одноименный роман Альфреда де Виньи). Открытыми содомитами были родной брат короля герцог Гастон Орлеанский, сводный брат герцог Сезар де Вандом, принцы из дома Бурбонов отец и сын де Конде, маршал де Грамон и его сын граф де Гиш, герцог де Бельгард, кардинал Людовик де Гиз и многие другие вельможи
Наличие влиятельных покровителей позволяло французским "либертинам", как осудительно называли сторонников свободной, не признающей религиозных ограничений, гедонистической морали, не только удовлетворять свои сексуальные склонности, но и создавать тайные сети дружеских связей, основанных на общности эротических вкусов.
Возникает нелегальная, но и не совсем подпольная гомосексуальная субкультура и традиция. Cборник гомоэротических стихов Теофиля де Вьо (1590- 1626), которого много лет преследовали за связь с юным, на девять лет младше его, Жаком Валле де Барро, переиздавался в XVII в. 93 раза! Де Барро, также поэт и вольнодумец, прозванный "вдовой Теофиля" и "королем Содома", в свою очередь, передал эстафету собственному возлюбленному, поэту Дени Сангену де Сен-Павену (1595-1670).
"Король-Солнце" Людовик XIV, в отличие от своего отца, любил исключительно женщин, но что он мог сделать со своими родственниками и приближенными? Младший брат короля герцог Филипп Орлеанский обожал носить женское платье на балах и карнавалах (в детстве его так наряжали взрослые) и не скрывал своих любовных отношений с графом де Гишем и шевалье де Лоррэном, что не мешало ему быть успешным полководцем, вызывая у короля жгучую зависть. Периодически по поводу “нравов” “Мсье”, как титуловали брата короля, и его окружения возникали громкие скандалы. В 1678 несколько знатных молодых людей ( де Гиш, де Граммон и др.) создали тайный орден, члены которого приняли обет полного воздержания от женщин, кроме как для продолжения рода. Вступлению в орден предшествовал обряд инициации, включавший интимный осмотр тела новичка магистрами. В 1681 г. в орден вступил 18-летний внебрачный сын короля и Луизы де Лавальер, адмирал Франции граф де Вермандуа, который не только все разболтал своим многочисленным друзьям, но и пригласил присоединиться к ордену 16-летнего красавчика и ловеласа принца де Конти. Разгневанный король приказал выпороть графа де Вермандуа в своем присутствии и отправил в ссылку; Конти был отправлен к семье в замок Шантильи, остальные получили выговоры.
Но молодые аристократы продолжали свои дебоши. Однажды, возвращаясь из борделя, "пьяные как свиньи", они попытались изнасиловать приглянувшегося им юного торговца, а когда тот оказал сопротивление, один из нападавших выхватил шпагу и отсек юноше половые органы, после чего хулиганы убежали, оставив жертву истекать кровью. Дело дошло до короля, но наказание было мягким: юный герцог де Ла Ферте получил от короля выговор, министр Кольбер публично выпорол своего сына, а маркиза де Бирана отец срочно заставил жениться.
Вообще знатные люди предпочитали защищать своих отпрысков. Когда в 1722 г. престарелый маршал де Вильруа по собственному почину добился удаления от двора своего внука маркиза д'Алинкура, который вместе с молодым герцогом де Буфлером пытался прямо в парке "содомизировать", с его полного добровольного согласия, третьего юного аристократа, при дворе осуждали не внука, а деда. Племянник маршала принц Шарль Лотарингский сказал ему: "Мсье, не следует дисциплинировать своих детей с помощью короля, для этого есть другие способы; лично я не стал бы ничего предпринимать по такому поводу" (Oresko, 1989, p.109)
Между прочим, эти распутные молодые дворяне были отличными воинами. Военный министр Людовика XIV Лувуа в беседе с королем даже выдвигал в их защиту довод, что содомиты охотно идут в армию, а будь они устроены иначе, они предпочитали бы сидеть дома с женами и любовницами.
Содомитами, причем некоторые - исключительно "пассивными", были знаменитейшие полководцы XVII века: великий Конде, маршал Вандом, который подставлял свой зад буквально всем желающим , не различая чинов и званий, его брат приор Вандомский, маршал д'Юксель, маршал герцог де Вильяр, маршал Тюренн. Прославленный военачальник принц Евгений Савойский с детства отличался женственностью и насколько легко отдавался всем желающим молодым мужчинам, что его прозвали "мадам путана". "Женственные" в постели, эти люди были мужественны в бою и во всем остальном. Хотя на их счет ходила масса скабрезных песенок и шуток, в них сквозило не осуждение, а смех. А то, что простительно маршалам, подавно не зазорно для связанных обетом безбрачия кардиналов и епископов, или всеми нелюбимых крючкотворов-юристов.
В конце XVII в. во Франции распространялось множество скабрезных стихов и эпиграмм, сравнивавших "любовь к женщинам" и "любовь к собственному полу" не столько по полу партнеров, сколько по предпочитаемым отверстиям. На официальном языке такие отношения именовались "грехом", "пороком" или "извращением", в обыденной же речи их чаще называли "любовью к мальчикам", "греческой", "философской", "сократической", "итальянской" или "флорентийской" любовью, "страстью", "склонностью", "вкусами" или просто "нравами". Из-за особой распространенности "нравов" среди католического духовенства, их иронически называли "апостолами ануса", их невидимое сообщество - "братством", "орденом" или "конгрегацией", а самую анальную пенетрацию - "обрядом". Глагол "содомизировать" иногда заменяли словом "лойолизировать", по имени основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолы, сомнительную сексуальную репутацию которого язвительно обыгрывал Вольтер.
Однако шутить на эти темы могли только привилегированные. В Европе XVII-XVIII веков содомия была сословным, классовым преступлением. Анализ французских судебных дел и архивов показывает, что сжигали как еретиков и сажали в тюрьмы исключительно простых людей: текстильщиков, каменщиков, пастухов, парикмахеров, рабочих, виноделов, торговцев (Rey, 1989). Эти люди не умели говорить возвышенно, не называли секс "сократической дружбой", да и сама судебная процедура не способствовала лирическим излияниям. Но иногда со страниц пожелтевших хроник встают трогательные истории настоящей любви. В венецианском архиве сохранилось, например, судебное дело арестованных в 1357 г. двоих гондольеров: они жили вместе несколько лет, имели общее дело, а на допросах оба лгали, пытаясь выгородить не себя, а другого, любимого...
Сходным образом обстояло дело в Англии (Bray, 1982; Bredbeck, 1991; Smith, 1991; Summers, 1992). Закон 1533 г. и елизаветинский закон 1562/63 гг, каравшие акт содомии между мужчинами смертной казнью, применялись к аристократам, только если против них были какие-то более серьезные религиозные или политические обвинения. Содомия была скорее поводом, чем причиной преследований. В 1540 г. лорд Хангерфорд был обезглавлен за то, что несколько лет "содомизировал" своих слуг, но его обвиняли также в измене и ереси. Когда же в 1541 г. в сексуальных связях с учениками и собственным слугой был уличен влиятельный директор знаменитой аристократической Итонской школы Николас Юдалл, его тихо, не лишив церковных званий, освободили от должности, а позже назначили директором другой церковной школы, Винчестерской. Елизаветинские вельможи охотно и небескорыстно покровительствовали смазливым молодым актерам, игравшим женские роли.
Слабость к мальчикам отличала философа Фрэнсиса Бэкона (1561-1626) и его старшего брата лорда Энтони (1558-1601) Об этом сохранились прямые свидетельства их матери, леди Бэкон, которую склонности сыновей сильно огорчали, но для современников это не имело большого значения. Как писал о Фрэнсисе Бэконе (его судейская должность и титул лорда-канцлера казались важнее его философских сочинений) один современник, “он был педерастом. Его Ганимеды и фавориты брали взятки, но его лордство всегда судил secundum aequm et bonum” (по закону и справедливости) (Rowse, 1977, p.68; Norton, 1992)
Непреодолимую склонность к молодым людям питал и сам король Яков I (1566-1625) (Norton, 1992) сын Шотландской королевы Марии Стюарт, который унаследовал эту особенность от своего отца, задушенного заговорщиками, когда он находился в постели со своим любимым пажом. Провозглашенный королем Шотландии под именем Якова У1 мальчик получил хорошее образование, но испытывал острый дефицит в любви. Его мать была занята любовниками и политическими интригами, а грубые шотландские лорды старались урезать королевскую власть. Когда в Шотландии появился его старший (на 20 лет) французский кузен Эсме Стюарт, тринадцатилетний Яков без памяти влюбился в него, назначил лордом-канцлером, дал титул герцога Леннокса. Однако могущественные шотландские лорды, не желавшие делиться узурпированной ими властью, захватили юного короля и, невзирая на его слезные мольбы, заставили под угрозой смерти изгнать фаворита. Король смирился с поражением, научился политическому лавированию, женился на датской принцессе (она осталась единственной женщиной в его жизни) и благополучно произвел на свет нескольких детей, обеспечив тем самым престолонаследие.
Однако его вкусы не изменились
Унаследовав после смерти Елизаветы I английский престол, Яков стал приближать к себе и осыпать милостями красивых молодых людей. Юный шотландец Джеймс Хэй, получивший титул графа Карлайла, не особенно лез в государственные дела и оставил по себе добрую славу в народе благодаря своему добродушию и феноменальной расточительности. Его преемник, Филипп Герберт, удостоенный титула графа Монтгомери, также известен лишь долгами, которые были оплачены из королевской казны.
Следующий фаворит, широкоплечий и длинноногий шотландец Роберт Кэрр, занимавший скромную должность пажа, обратил на себя благосклонное внимание короля благодаря несчастному случаю - в присутствии короля юноша упал с лошади и сломал руку. Очарованный молодым человеком король сделал его своим постельничим и лордом Рочестером, а позже, чтобы помочь своему любимцу жениться на представительнице одного из знатнейших британских родов, дал ему громкий титул графа Сомерсета. Однако новоиспеченный граф оказался слишком честолюбивым, запутался в придворных интригах, попал под суд по делу об организованном его женой отравлении и был приговорен к смертной казни, но, по милости короля, отделался несколькими годами заключения в Тауэре.
Чтобы избежать новых неприятных неожиданностей, придворные приискали королю английского дворянина хорошего рода, двадцатидвухлетнего красавца Джорджа Вильерса, получившего титул графа, а затем герцога Бэкингема. С помощью многочисленной хищной родни Бэкингем управлял Англией до самой смерти Якова I.
Разумеется, Яков 1 не считал себя содомитом. В своем политическом трактате Basilicon Doron (1610) он называет содомию одним из самых "ужасных преступлений", которые монарх никогда не должен прощать. Свои нежные чувства к молодым мужчинам он считал одновременно супружескими и отцовскими. Однажды король сравнил свои отношения с Бэкингемом с отношением Христа к его любимому ученику: “У Христа был его Иоанн, а у меня есть мой Джордж” ( Forker, 1994, p.88)
В письме Бэкингему Яков выражается так: "...Я хочу жить только ради тебя и предпочел бы быть изгнанным в любой конец земли вместе с тобой, чем жить печальной вдовьей жизнью без тебя. И да благословит тебя Бог, мое сладкое дитя и жена, чтобы ты всегда был утешением своему дорогому папе и супругу" (Norton, 1992). Мысль о том, что такое совмещение ролей кровосмесительно, очевидно, не приходила благочестивому и богословски образованному “защитнику веры” в голову. Зато его подданные, особенно пуританские проповедники, нередко сравнивали Якова 1 с Эдуардом П.
гомоэротика в английской литературе
Шекспир
Официальная "неназываемость" содомии не исключала наличия обширной художественной литературы, прямо или завуалированно описывающей и поэтизирующей “мужскую любовь”. Кроме творчества Кристофера Марло, эти чувства особенно рельефно выступают в пасторалях Ричарда Барнфилда (1574-1627) и Эдмунда Спенсера (1552-1599). Пасторальный жанр открывал большие возможности для описания нежных отношений между мужчинами, которые в обыденной жизни вызвали бы насмешки или подозрения. Иногда символичен сам выбор имен. В пасторали Барнфилда “Нежный пастух”, рассказывающей о безответной любви пастуха Дафниса к мальчику Ганимеду литературоведы узнают отношения самого поэта и одного из его соучеников по Оксфорду. Читателям XVII в. этот элегантный гомоэротизм нравился, но в начале XIX в. его стали считать “извращенным”.
Больше всего споров вызывает, разумеется, Шекспир. Биографы до сих пор спорят о характере взаимоотношений драматурга с его знатным покровителем, молодым красавцем графом Саутхэмтоном, которому предположительно посвящены многие шекспировские сонеты. Поскольку достоверных данных о жизни Шекспира нет, биографы стараются извлечь максимум возможного из его произведений. Если принять шекспировские сонеты, написанные от первого лица, за личную исповедь, то поэт явно бисексуален:
На радость и печаль, по воле рока,
Два друга, две любви владеют мной:
мужчина светлокудрый, светлоокий
И женщина, в чьих взорах мрак ночной
сонет 144, пер. С. Маршака
По мнению шекспироведов, первые 126 сонетов адресованы молодому , моложе автора, мужчине благородного происхождения, а последние 28 - черноволосой женщине, возлюбленной автора. Сонеты, обращенные к "смуглой леди" откровенно чувственны. Эротическая привязанность поэта к молодому мужчине менее очевидна: так как многие ключевые слова имеют несколько разных значений, один и тот же сонет можно прочитать и как романтически- дружеский, и как сексуально-эротический ( в переводе эта игра слов полностью утрачивается). По всей вероятности, Шекспир имел в виду и то, и другое.
“Мужская любовь” в его понимании не исключает возможности параллельной любви к женщине, и эта раздвоенность не переживается как нечто трагическое, непреодолимое. Две любви просто существуют в разных плоскостях:
Тебя природа женщиною милой
Задумала, но, страстью пленена,
Она меня с тобою разлучила,
А женщин осчастливила она.
Пусть будет так. Но вот мое условье:
Люби меня, а их дари любовью
сонет 20, перевод Маршака
В отличие от сонетов, в шекспировских пьесах нет явной гомоэротики, но она присутствует там в понятных для современников Шекспира образах верной мужской дружбы, влюбленных друг в друга одиноких пастухов, потерпевших кораблекрушение и переодевающихся в женское платье юношей, влюбленных в мальчиков мужчин, в виде пряных "андрогинных" шуток и т.д. Разная публика могла найти у Шекспира именно то, что ей было нужно.
Молли и либертины
Веселая содомия и бисексуальность представлены и в английской культуре эпохи Реставрации и первой половины XVIII в (СМ. Rousseau, 1990; Trumbach, 1977, 1989). Пример вольного отношения показывал королевский двор. Родоначальник Оранской династии Вильгельм III (1650-1702) вообще не интересовался женщинами, самым близким к нему человеком был его бывший паж Вильям Бентинк, которого король наградил титулом графа Портлэнда; приписывали ему и нескольких других молодых любовников. Его жена, королева Мария, если верить придворным сплетням и сатирическим памфлетам, относилась к увлечениям мужа равнодушно и решительно предпочитала мужскому обществу женское. Королеву Анну связывали сложные многолетние любовно-дружеские отношения с герцогиней Мальборо. Лондон конца XVII в. был европейской столицей мужской проституции. При этом отчетливо различаются два разных типа содомитов: бисексуальные, агрессивно-маскулинные либертины, и женственные, пассивные “молли” (mollies - один из многочисленных жаргонных терминов, обозначающих проституток), обитатели мужских борделей, носящие женское платье, имеющие женские клички, собственный диалект и т.д.
Главный признак либертинов - не особая сексуальная ориентация, а общая распущенность и отрицание морали. Либертины, например, Джон Уилмот, граф Рочестер (1647-1680), считали бисексуальное поведение абсолютно нормальным, даже не пытаясь его закамуфлировать. Они считались одинаково опасными для девочек и мальчиков. Напротив, “молли” образовывали нечто вроде гетто, вербовали соответствующую клиентуру и на них периодически охотилась полиция. Это была первая в новое время городская гомосексуальная субкультура, точнее - подполье. В то же время некоторые носители однополой любви не принадлежали ни к той, ни к другой категории. Это были всеми уважаемые политики и писатели, связанные друг с другом гомоэротической дружбой, которая завязывалась в школе или в университете и нередко продолжалась всю жизнь, как дружба известного поэта Томаса Грэя (1716-1771) и писателя Хораса Уолпола (1717-1797). В свете об этих отношениях знали, но если повода для скандала не было, сплетничать о них было неприлично. Сословная солидарность и закрытые мужские клубы помогали британским аристократам не выносить сор из избы.
Сословно-классовый подход к однополой любви существовал и в других европейских странах. В Пруссии XVIII в. содомитам отсекали голову, а трупы сжигали, причем король Фридрих Вильгельм 1 самолично проверял все приговоры по таким делам, отклоняя любые доводы судей в пользу снисхождения. Но судебная практика была разной. В 1729 г. тридцатилетний пекарь Эфраим Остерман, признавшийся в том, что дважды "отсосал" у 19-летнего подмастерья Мартина Келера, который вскоре после этого умер и смерть приписали “истощению из-за неестественной потери семени,” был приговорен к смерти. А барон фон Аппель, которого собственные крестьяне дважды обвиняли в том, что он насильно содомизировал их, оба раза был оправдан, обвинителей же выпороли за клевету (Steakley, 1989).
По иронии судьбы, сыновья Фридриха Вильгельма I, будущий Фридрих П Великий (1712-1786) и принц Генрих Прусский (1726-1802) тоже питали склонность к мужчинам. Кронпринц Фридрих в юности был весьма миловидным, любил французскую литературу и искусство, играл на флейте и завивал волосы. Солдафон-король ненавидел "женственного" сына, оскорблял и даже бил его. Юный Фридрих пытался бежать из дома со своим другом лейтенантом фон Катте, но заговор был раскрыт и фон Катте обезглавлен на глазах Фридриха, который при этом ужасном зрелище потерял сознание и потом мучился галлюцинациями. Вступив на трон в 1740 г., Фридрих сразу же расстался, не доводя до развода, с навязанной ему женой, и поддерживал теплые отношения с молодыми мужчинами; впрочем, на государственные дела они не влияли. При всей своей воинственности, Фридрих П был одним из самых просвещенных монархов эпохи абсолютизма. Гомосексуальные привязанности принца Генриха были более откровенны и менее разборчивы.
Из более поздних коронованных немецких гомосексуалов следует назвать покровителя Вагнера, романтичного, мистически настроенного и психически неуравновешенного Людвига П Баварского (1845-1886), странная жизнь и загадочная смерть которого до сих пор волнуют воображение художников; его судьбе которого посвящен последний фильм Лукино Висконти “Людвиг”.
www.pseudology.org/Kon/LunnySvetNaZare2/24.htm
Издательство ACT – Олимп, М., 2003. ISBN 5-17-015194-2, 5-8195-0836-Х Игорь Семёнович Кон
Лунный свет на заре
Часть 2. 2.4. Христианская Европа
Под известной нам историей Европы лежит другая, подземная.
Это история человеческих инстинктов и страстей,
подавленных и искаженных цивилизацией.
Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно
Цивилизации основывались и поддерживались теориями,
которые отказывались подчиняться фактам.
Джо Ортон
Содомский грех
В отличие от Ветхого завета, ранние христианские тексты вообще не упоминают её. Сам Христос никогда не высказывался по этому поводу. В Евангелии от Матфея есть один стих, который обычно истолковывается как "антисодомитский": "Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: "рака", подлежит синедриону; а кто скажет: "безумный", подлежит геенне огненной" (Матфей 5:22). Загадочное негреческое слово "рака", переведенное в русском каноническом тексте Библии как "пустой человек", по мнению специалистов (Olyan, 1994, Boyarin, 1995) - еврейское rakha (мягкий), которое могло подразумевать женственность и слабость, а заодно и пассивную гомосексуальность, тогда как греческое слово moros, переводимое как "безумие" или "глупость", означало мужскую гомосексуальную агрессию. В переводе на современный язык, этот текст строго запрещает обзывать людей “пидорами”, считая такие слова крайне обидными, но никакой оценки самого гомосексуального поведения не содержит.
читать дальшеВсе остальные евангельские высказывания, прямо или косвенно осуждающие однополую любовь, принадлежат одному и тому же человеку - апостолу Павлу. Приведу их полностью, с комментариями специалистов. "Или вы не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники". (Первое послание к коринфянам , 6: 9)
Слово "малакии" обозначало мягких, феминизированных мужчин и ассоциировалось с пассивной гомосексуальностью, но имело и ряд других значений; в древней Руси "малакией" называлась мастурбация – "одни это делают руками, другие же бедрами своими" ("А се грехи", 1999, с.26). Многозначно и слово arsenokoitai, переведенное как "мужеложники".
В другом месте, описывая разложение отвернувшегося от Бога языческого мира, Павел пишет: "Потому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; Подобно и мужчины, оставивши естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение. И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму -- делать непотребства, Так что они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, Злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, Безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы".(Послание к римлянам 1: 26-31)
Великолепная инвектива! Со своей точки зрения, Павел последователен и логичен. По его мнению, любая сексуальность греховна и низменна и потому допустима только в браке и лишь ради продолжения рода: "А о чем вы писали ко мне, то хорошо человеку не касаться женщины. Но, в избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа... Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве... Впрочем это сказано мною как позволение, а не как повеление. Ибо желаю, чтобы все люди были, как и я; но каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе. Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться, как я; Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться" (Первое послание коринфянам 7: 1-9).
Если греховно любое вожделение, то страсть к лицам своего пола и подавно не может иметь оправдания: от неё не рождаются дети, она не освящена таинством брака, "противоречит природе" и основана на похоти. Попытки некоторых историков-геев (Boswell, 1980, 1994) смягчить эту позицию, представив раннее христианство сексуально терпимым, абсолютно неубедительны. Однако, по словам апостола Павла, Царства Божия не наследуют не только малакии и мужеложники, но также "ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники" (Первое послание к коринфянам 6: 10). Между тем к этим порокам и их носителям церковь в дальнейшем относилась снисходительно, тогда как гомосексуальность стала неназываемой. Почему? Все отцы церкви прославляли воздержание и девственность. И одним из самых сильных и опасных соблазнов для них был секс. Причем многие из них испытывали гомоэротические чувства. Самый влиятельный богослов раннего христианства блаженный Августин (354-430) пережил в юности страстную гомоэротическую дружбу, которой посвящены самые яркие и человечные страницы "Исповеди" (Августин , 1991).
“Что же доставляло мне наслаждение, как не любить и быть любимым? Только душа моя, тянувшаяся к другой душе, не умела соблюсти меру, оставаясь на светлом рубеже дружбы; туман поднимался из болота плотских желаний и бившей ключом возмужалости, затуманивал и помрачал сердце мое, и за мглою похоти уже не различался ясный свет привязанности” (Исповедь, П, 2, 9).
Внезапная смерть друга повергла Августина в отчаяние: "Какой печалью омрачилось сердце мое! Куда бы я ни посмотрел, всюду была смерть. Родной город стал для меня камерой пыток, отцовский дом - обителью беспросветного горя; все, чем мы жили с ним сообща, без него превратилось в лютую муку. Повсюду искали его глаза мои, и его не было. Я возненавидел все, потому что нигде его нет, и никто уже не мог мне сказать: "Вот он придет", как говорили об отсутствующем, когда он был жив... Только плач был мне сладостен, и он наследовал другу моему в усладе души моей" ( Исповедь, 1У, 4, 9.) Однако боль утраты не убила привязанности к жизни. Как же могло случиться , что я, его второе "я", жив, когда он умер? Ведь "моя душа и его душа были одной душой в двух телах" (Исповедь, 1У, 6, 11).. В позднейшем примечании Августин осудил этот крик души как "фривольную декламацию": греховна не только мысль о слиянии душ, но и сама безоглядная любовь к смертному. Только тот не теряет близких своему сердцу, чья дружба покоится в Боге -- "в Том, Кого нельзя потерять" (Исповедь, 1У, 9, 14).
Чем сильнее были чувства, которые верующему приходилось преодолевать , тем строже было морально-религиозное осуждение соблазна. Можно с уверенностью сказать, что те отцы церкви, которые красочнее других описывали зло, приносимое женщинами, вожделели к женщинам, а те, кто ужасался мужеложству, грезили о мужской любви. Это правильно уловил Розанов, считавший “духовных содомитов” главными носителями идей аскетизма и бесполости.
Запретить другим “плодиться и множиться” эти люди не могли, но тем яростнее они обрушиваются на внебрачный, нерепродуктивный и особенно - однополый секс (СМ. Boswell, 1980; Brundage, 1988; Bullough and Brundage, 1996; Goodich, 1979). Канон 71, принятый на соборе испанской церкви в Эльвире (305/6 г.) гласит: "Бесчестящие мальчиков до самой смерти не должны получать причастие".
В дальнейшем наказания дифференцируются в зависимости от способа сношения и возраста участников. По пенитенциалию папы Григория III (VIII в.) сексуальный контакт между женщинами карался 160-дневным покаянием, а между мужчинами - одногодичным. Архиепископ Бурхард Вормский (умер в 1025 г.) наказывал анальную пенетрацию, как и скотоложество, многолетним покаянием. Юноши наказывались мягче, чем женатые мужчины. "А ежели с мужчиной между бедер, как заведено у некоторых, совершаешь непотребство, то есть свой детородный орган помещаешь между бедер другого, и так поступая, извергаешь семя? Если делаешь так, в течение 40 дней совершай покаяние на хлебе и воде". Взаимная мастурбация наказывалась 30-дневным, а одинокая – 10-дневным покаянием. Теодор Кентерберийский "самым большим злом" считал оральный секс, все равно, с мужчиной или с женщиной.
Церковные нормы постепенно распространялись и на светское законодательство. Это началось уже в поздней Римской империи. В 342 г. императоры Констанций и Констант запретили не то - если понимать текст закона буквально - однополые браки, не то вообще однополый секс; виновные подвергались "особому наказанию" (возможно, кастрации). В 390 г. император Феодосий 1, в порядке борьбы с языческими культами, издал закон, по которому пассивная гомосексуальность в борделях наказывалась сожжением заживо. В 438 г. Феодосий П распространил эту кару на всех, уличенных в "пассивной" содомии, а Юстиниан в 538 и 544 гг. велел подвергать смертной казни всех участников подобных действий, независимо от сексуальной позиции. Тех, кто “был замечен в этой болезни” (трактовка ереси одновременно и как болезни характерна для средневековой ментальности) кастрировали и водили по улицам. (Прокопий Кесарийский, 1991, с.39) По судебнику Льва III и Константина У (741 г.), "виновные в нечистоте" подлежали оба "наказанию мечом", но если пассивный партнер был младше 12 лет, он освобождался от казни. По каноническому праву УП-Х веков, мальчики, "сосуд" которых был "разбит", не могли быть рукоположены в священники или дьяконы; если же семя было "пролито" у них между бедер, то они могли принять церковный сан. Более поздняя версия этого закона предусматривала для мальчика моложе 15 лет порку и заточение в монастырь , потому что он "совершил это неумышленно". (Brundage, 1988, p. 166-167)
Женской гомосексуальности церковники уделяли меньше внимания, чем мужской (Murray, 1996). Хотя апостол Павел считал её такой же отвратительной, как содомия, а святой Иоанн Златоуст писал, что для женщин искать таких сношений даже более постыдно, "ибо они должны быть скромнее мужчин", церковные наказания за лесбиянство назначались реже, касались преимущественно монахинь и были сравнительно мягкими. По пенитенциалию Теодора, сексуальная связь двух женщин, как и "одинокий порок", каралась трехгодичным покаянием; замужние женщины наказывались строже вдов и девственниц, потому что их поступок был также прелюбодеянием. По другому источнику, совместная мастурбация наказывалась церковным покаянием и пребыванием на хлебе и воде в течение 38 дней; если женщины спали друг с другом, наказание продолжалось 40 дней; если при этом одна из женщин ласкала груди другой или "каталась на ней", к сорокадневному посту добавлялись 100 дней покаяния, а если у них происходило "истечение", покаяние продлевалось до двух лет.
Однополой любви приписывали ей всевозможные социальные несчастья и даже стихийные бедствия. По словам императора Юстиниана, именно "из-за таких преступлений возникают голод, землетрясения и мор" (Boswell, 1980, p. 171)
Однополая любовь в среде рыцарей
Каковы бы ни были церковные и светские законы, однополая любовь всегда имела какие-то социальные ниши. В раннем средневековье её главными убежищами были воинские братства (пережитки древних мужских союзов) и монастыри.
Германские племена, на территории которых возник западноевропейский феодализм, имели развитые воинские организации, где презиралось все женственное и действовали знакомые нам обряды мужских инициаций, включавших, возможно, и сексуальные контакты между старшими и младшими. У взрослых мужчин жестко табуировалась только рецептивная позиция. Одно из самых ругательных слов в старонорвежском языке, на котором написаны скандинавские саги - аргр (argr) -- обозначает мужчину, которого сексуально использовали как женщину. Этот акт покрывал мужчину несмываемым позором, зато тот, кому удалось, силой или хитростью, овладеть врагом или соперником, приобретал почет и славу (Vanggaard, 1972; Jochens, 1996).
Изменить эту древнюю психологию было не так просто, да и сами условия воинской жизни, включая гендерную сегрегацию, благоприятствовали сексуальным контактам между мужчинами. Из всех так называемых варварских правд, только принятый около 650 года закон находившегося под сильным римским влиянием вестготского королевства (на территории Испании), запретил однополый секс, предусмотрев в качестве кары кастрацию обоих участников. В быту отношение к этому "пороку" и после христианизации долго оставалось снисходительным.
Феодальный рыцарский эпос, ставивший верную воинскую дружбу выше супружеской любви, имеет отчетливые, хотя и не выраженные прямо, гомоэротические тона. "Песнь о Роланде" (XII в.) рассказывает, что невеста рыцаря, красавица Альда, услышав о смерти своего суженого, тут же падает мертвой. Сам же умирающий Роланд не вспоминает о невесте, зато горько оплакивает своего друга, соратника и оруженосца Оливье. Гомосексуальные отношения были распространены в некоторых рыцарских орденах и иногда даже включались в их тайные обряды. В этом обвиняли, например, тамплиеров (храмовников); впрочем, суд над ними был далек от объективности - французский король Филипп 1У Красивый просто позарился на богатства ордена; ни в одной стране, кроме Франции, где соответствующие признания были получены под жестокими пытками, эти обвинения не подтвердились (Gilmour-Bryson,1996)
Содомия часто практиковалась среди молодых странствующих рыцарей, между рыцарями и пажами и т.д. По словам французского хрониста XII в., молодые странствующие рыцари "любили друг друга, как братья", но многие намекали на то, что их отношения были "нечистыми". Любовь к мальчикам упоминается в лирике трубадуров и в песнях странствующих студентов - вагантов. Часто вспоминали её и в связи с "оседлыми" молодежными сообществами ("мальчишники", "братства", "королевства шутов", "аббатства молодежи"). Однако соотношение гомоэротизма и гомосоциальности в этих сообществах, как и в любых других, проблематично (Bennett, 1999).
Монастыри
Самым массовым прибежищем и рассадником гомосексуальных отношений были, естественно, монастыри. Обет безбрачия и гендерная сегрегация делали их практически неизбежными, молодые монахи и послушники вольно и невольно вводили в соблазн старших и друг друга. Основатель одного и первых коптских монастырей (313 г.) святой Пахомий постановил, что монахи не должны не только спать на одном матрасе, но даже сидеть вплотную друг к другу в трапезной. Его младший современник святой Василий писал: "Во время трапезы садись подальше от своего молодого брата; ложась отдыхать, не оставляй свою одежду рядом с его одеждой; лучше, если между вами ляжет старший брат. Когда молодой брат разговаривает с тобой или поет напротив тебя в хоре, отвечай ему с опущенной головой, чтобы ненароком не взглянуть пристально ему в лицо, чтобы злой сеятель не заронил в тебя семя желания, которое прорастет разложением и гибелью" (Boswell, 1980, p.160).
О тех же опасностях говорят и позднейшие описания православных монастырей, в частности Афонского. "Да не наряжаются иноки в нарядные рясы… Если имеют в обители юного, да одевают его всегда в ветхую рясу. Пусть юный не глядит в лицо и не смеется… Когда же с кем беседует, да приклоняет главу свою долу и так да отвечает…Да не моет он лица своего водою и да острижет кудри свои, чтобы они не свешивались у него на лицо, как у девицы, ибо эти проклятые кудри благоукрашают человека для возделывания блуда". "Горе старцам, у которых ведут себя развратно подчиненные им послушники". "Пристрастие к послушникам есть главная причина невзыскательности старцев". "Чем виноват юноша, что ты, как животное и как жеребец, прельщаешься им, лаская его? Юный, видя твое прельщение им, начинает и сам ласкаться к тебе, потешаясь над тобой, как над (глупой) овцой, а ты не разумеваешь сетей молодого и того, что он потешается над тобою, посмеиваясь над твоим увлечением" (Городецкий, 1998)
Советы подкреплялись запретами. Второй Турский собор (567) запретил монахам и священникам спать по-двое в постели. Позже это правило было распространено и на монахинь. Донат из Безансона (У11 в) запрещает монахине даже брать другую за руку и называть её "девочкой" (за такое обращение обе получают по 40 ударов). Они должны спать отдельно, при свете и обязательно одетыми (Murray, 1996, p.196). Парижский (1212) и Руанский (1214) соборы запретили монахиням спать вместе и рекомендовали, чтобы в спальнях всю ночь горел свет. Увы, ничего не помогало!
В Х в. настоятель аббатства Сен-Жермен де Прэ Аббон горько жалуется на всеобщий разврат. В середине Х1 в. фанатичный Петр Дамиан тщетно призывал папу Льва 1Х усилить борьбу с содомией. В начале XII в. архиепископ Кентерберийский святой Ансельм, отвечая по подобные же требования, разъяснял, что "этот грех стал таким распространенным, что почти никто даже не краснеет из-за него и поэтому многие погружаются в него, не осознавая его серьезности" (Brundage, 1988, p.543)
Гомоэротические чувства и привязанности были самыми разными. У одних это были откровенно сексуальные связи, о которых светские молодые люди говорили с шутками и прибаутками. У других гомоэротизм облекался в форму интимной страстной дружбы, сексуальная подоплека которой, возможно, не осознавалась её участниками. Позже такие отношения стали называть "особенной дружбой".
Ученые монахи раннего средневековья писали своим ученикам и коллегам любовные письма и стихи, называя друг друга символическими именами, вызывающими вполне определенные классические ассоциации; например, Алкуин называл одного из своих любимых учеников Дафнисом.
Настоятель монастыря в Рьеволксе (Англия) святой Аэльред (XII в.) в трактате "О духовной дружбе" осмелился даже перефразировать слова Иоанна Богослова, что "Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге" таким образом: "Бог есть дружба, и пребывающий в дружбе пребывает в Боге, и Бог в нем". Но Иоанн Богослов имеет в виду христианскую любовь к ближнему вообще, Аэльред же подразумевает дружбу к конкретному человеку из плоти и крови, окрашенную всеми человеческими чувствами. "Когда я был еще школьником, - вспоминал Аэльред, - меня пленяло очарование моих друзей, среди всех опасностей и слабостей этого возраста мой дух полностью подчинялся чувству и потребности любить. Ничто не казалось мне слаще, милее и достойнее, чем любить и быть любимым" (Boswell, 1980, p.222).
Обет безбрачия не позволял Аэльреду любить женщин (даже если бы он был к этому способен), зато открыл его сердце для привязанности к молодым монахам. Хотя гомоэротический характер привязанностей Аэльреда и похожих на него людей очевиден, не всегда можно с уверенностью сказать - да и так ли это важно? - были ли их взаимоотношения только духовными или также телесными. В средние века дистанция между неосознанным гомоэротизмом и гомосексуальностью была гораздо больше, чем сегодня. Люди могли не осознавать истинной природы собственных чувств и не допускать их телесной материализации. Потребность в эмоциональном тепле и психологической интимности была в монастырях настолько сильна, что нежные письма иногда писали даже незнакомым людям или тем, кого не видели годами (СМ. Ailes, 1999; Haseldine, 1999)
Но отнюдь не все церковники придерживались религиозных канонов. В Х-XII вв. духовные лица (настоятель церковной школы в Шартре епископ Реннский Марбод; аббат, затем архиепископ Дольский Бодри де Бургей; ученик Пьера Абеляра Гилярий (Хилари)-Англичанин и другие) cоздали на латинском языке целый жанр откровенно-эротической любовной лирики, обращенной к мальчикам и юношам. В послании "Анжуйскому мальчику" Гилярий воспевает его красоту и умоляет снизойти к своим чувствам: "Как бы мне хотелось, чтобы ты пожелал денег!.. Ты напрасно думаешь, что такие отношения порочны. Это глупо, мальчик, быть таким несговорчивым". "Красивый мальчик, прекрасный цветок, сверкающий алмаз, если б ты только знал, что очарование твоего лица стало факелом моей любви", - заклинает он другого адресата, "английского мальчика" (Boswell, 1980, p.370-374)
Сохранилось и несколько лесбийских текстов. Очарование лесбийской любви описывал трубадур конца XII века Этьен де Фужер. Другой трубадур, Бьери де Роман не то писал от имени женщины, не то в самом деле был таковой. Дошли до нас и любовные письма средневековых монахинь: "Когда я вспоминаю поцелуи, которые ты мне давала, и как с нежными словами ты ласкала мои маленькие груди, я хочу умереть, потому что не могу увидеть тебя". (Boswell,1980, p.220)
Из более позднего времени (Италия начала XVII в.) до нас дошли интереснейшие материалы следствия по делу настоятельницы женского монастыря Бенедетты Карлини, которая утверждала, что имела сверхъестественные отношения с Христом и в то же время много лет находилась в любовной связи со своей молодой подопечной (Brown, 1986).
Гонения на содомитов
Хотя гомосексуальность считалась "неназываемой", её существование в средние века было секретом Полишинеля. Во многих средневековых городах (Париж, Шартр, Орлеан, Венеция, Флоренция и др.) полулегально существовали мужские бордели. Особенно славилась ими Флоренция, в Германии педерастов даже прозвали "флорентийцами". Обычными местами встреч были бани и парикмахерские. Продажных мальчиков на жаргоне называли "ганимедами", их поиск - "охотой", а сами гомосексуальные действия - "игрой".
Слабость к мужскому полу питали и многие люди, на которых ни церковные, ни светские законы практически не распространялись. Слухи такого рода ходили про английских королей Вильгельма П Рыжего , Ричарда 1 Львиное Сердце , Эдуарда П и Якова 1 , королей Франции Филиппа П, Иоанна П, Генриха III и Людовика XIII, германских императоров Фридриха П и Рудольфа П , Конрадина Сицилийского, римских пап Павла П , Сикста 1У , Юлия П , Льва Х , который, по слухам, даже умер в объятиях мальчика, Адриана У1, Юлия III и несчетного множества князей, кардиналов, архиепископов и прочих знатных и могущественных людей. Впрочем, некоторые из этих обвинений (например, в адрес Ричарда Львиное Сердце) весьма проблематичны.
Над державными содомитами смеялись, их постыдные слабости использовались для их дискредитации и свержения. Так случилось с Эдуардом П, которому посвящены знаменитая драма Марло и фильм Джармена (его история подробно описана также в романе Мориса Дрюона "Французская волчица"). Сначала мятежные бароны вынудили его выдать им его молочного брата и любовника Пьера де Гавестона и, нарушив данное слово, убили его. Новый фаворит Эдуарда, Хью Деспенсер, был не столь бескорыстен, как Гавестон, вместе со своим отцом, они завладели огромными богатствами. После того, как Эдуард проиграл войну баронам и королеве Изабелле, Деспенсеры были казнены, а сам король тайно зверски убит (чтобы скрыть следы преступления, ему засунули в задний проход раскаленный железный прут).
Отношение церкви и светских феодалов к однополой любви зависело прежде всего от политических причин. Гонения на содомитов, как правило, усиливались в периоды политических и духовных кризисов, параллельно росту религиозной и прочей нетерпимости, или когда властям было нужно найти козла отпущения, чтобы разрядить народное недовольство. В Х1-XII вв. римская курия довольно вяло реагировала на требования усилить борьбу за очищение нравов. Усиление преследования содомитов во второй половине XII в. было связано с политической атмосферой крестовых походов: приписав собственный порок иноверцам-арабам, церковь тем самым укрепляла “христианскую солидарность” против общего врага. Если в раннем средневековье содомия была просто одним из многих грехов, то в первой половине XIII в. её приравнивают к ереси и демонизируют, позже расследование таких обвинений поручается только что созданной "святейшей инквизиции".
К репрессивной политике подключается и государство. Во второй половине XIII в. антисодомитские законы были приняты в большинстве европейских государств. В Англии сожжение содомитов ввел Эдуард 1, во Франции - Людовик 1Х. В Кастилии по законам Альфонса Х содомия наказывалась кастрацией и затем повешением за ноги до наступления смерти; в конце ХУ в. Фердинанд и Изабелла заменили эту казнь сожжением. Такое же законодательство вводится во многих итальянских городах. Таким образом, "грех" стал ересью, а затем и уголовным преступлением.
Чем расплывчатее были формулировки законов, тем легче их было применять. В 1481 г. один венецианский рыбак был обезглавлен за "частую содомию с собственной женой". Наказание дифференцировалось в зависимости от возраста преступников. В XIV-ХУ вв. в некоторых итальянских городах стали наказывать не только взрослых, но и мальчиков.
Сколько людей стали жертвами репрессий?
По современным меркам, немного. Во Франции с 1317 по 1789 состоялось 73 "содомитских" процесса и было сожжено 38 человек (Lever, 1985). Из 30 тысяч дел, расследованных португальской инквизицией, обвинение в "неназываемом пороке" содержалось в 900, однако содомия могла быть и гетеросексуальной; кроме того, к некоторым категориям преступников, например, подросткам, проявляли снисхождение, так что сожжено было "всего" 50 человек.
В Италии, где подобными делами занимались светские власти, наказания были не столь суровыми. Флоренция эпохи Возрождения была настоящей Меккой однополой любви (Rocke, 1996). Мальчиковая проституция и любовные отношения между мужчинами и мальчиками считались обыденным делом. С 1432 по 1502 год флорентийские архивы сохранили 17 тысяч доносов по поводу содомии (на 40 тысяч населения!), но только 3000 допрошенных были признаны виновными. Во Флоренции с 1348 по 1461 состоялось 50 процессов о содомии, и было вынесено 10 смертных приговоров, из них 7 - за гомосексуальные действия, но всех семи случаях содомия сопровождалась отягчающими обстоятельствами, вроде грабежа, изнасилования и т.п.
С 1432 года смертный приговор за содомию мог быть вынесен только если виновный был уличен не менее пяти раз; первые четыре раза наказывались денежными штрафами, причем требовалось признание обвиняемого или свидетельство двух очевидцев.
В Венеции между 1348 и 1368 гг. в содомии были уличены 9, а между 1448 и 1469 гг. - 110 человек. Некоторые из этих дел были групповыми. Из 3592 дел, рассмотренных Венецианской инквизицией, на долю содом0ии приходилось только 16. В 1467 г. венецианское правительство специальным эдиктом обязало врачей, цирюльников и прочих лекарей сообщать властям обо всех случаях анальных повреждений у мужчин и женщин, однако "пассивный" партнер считался значительно менее виновным, чем "активный", а мальчики моложе 14 лет вообще не наказывались (Ruggiero, 1985). А во Фриули, Неаполе и Сицилии таких процессов не было вовсе.
Зато в Испании костры инквизиции полыхали вовсю. В одной только Севилье между 1578 и 1616 гг. было сожжено 52, в Валенсии (приблизительно за то же время) - 17, в Сарагосе - 34, в Барселоне - всего двое (Perry, 1989) Многое зависело от местных условий и прилежания властей. Парижский парламент между 1565 и 1640 гг. рассмотрел 176 дел о содомии, а в Лионском суде их не было вовсе.
Если сравнить эти цифры с тем, что в Англии между 1500 и 1700 гг. было казнено 5000 ведьм (Gilbert, 1995, p. 299), преследование содомитов выглядит сравнительно умеренным. Но на самом деле жертв было много больше. Каждый процесс, который вела инквизиция, сопровождался пытками, которым подвергались не только обвиняемые, но и многочисленные свидетели. Плюс - общественное мнение.
Драконовские законы были не только средством сохранения идеологической монополии церкви и её собственной самозащиты, но и отражали влияние консервативных народных масс.
В сознании простых и необразованных людей содомия, как и все прочие сексуальные изыски, были проявлениями общей развращенности и безнравственности правящих верхов. Внимание сосредоточивалось исключительно на внешних признаках. Почти все выпады против засилья "грязных катамитов" при английском королевском дворе в Х1- XII вв. концентрировались на женственной внешности, манерах и одежде молодых дворян. Особенно бурные страсти вызывали длинные волосы. Ношение длинных волос само по себе не было ни новомодным, ни "женственным". У германских племен раннего средневековья длинные волосы считались символом мужской силы и могущества. Однако в Х11 в. длинные волосы стали считать признаком изнеженности и продуктом норманнского влияния; некоторые священники не только осуждали их в пламенных проповедях, но и, если представлялась возможность, собственноручно стригли королей и лордов.
В отношении к содомитам ярко проявлялась сословная ненависть. Облекая свою зависть к аристократии в форму борьбы за нравственное очищение и обновление, средневековые горожане были гораздо нетерпимее циничных князей церкви. Рост влияния этого класса везде и всюду сопровождался усилением репрессий. Протестантские церкви были в этом отношении ничуть не либеральнее католической. Взаимные обвинения в содомии -- один из самых распространенных "аргументов" в спорах между протестантами и католиками в XVI в.
"Красивый порок"
Положение и репутация однополой любви заметно улучшились в эпоху Возрождения. Гуманисты распространили на неё общую реабилитацию тела и плоти. В ренессансной системе ценностей однополая любовь - не преступление, а "красивый порок" (le beau vice), о природе которого можно говорить и спорить. Марсилио Фичино, Мишель де Монтень и Эразм Роттердамский, вслед за Платоном, утверждали, что некоторые мужчины от природы предрасположены больше любить юношей, чем женщин. Хотя формально содомия оставалось преступлением, многие смотрели на неё сквозь пальцы или с юмором, а некоторые даже бравировали ею. В одной из новелл “Декамерона” муж, застав у своей жены юного любовника, вместо положенной сцены ревности заставил молодого человека развлекаться втроем всю ночь, так что на утро юноша не знал, кто с ним забавлялся больше - жена или муж (Бокаччо, 1928, с.582-583).
Бенвенуто Челлини (1500-1571) дважды, в 1527 и 1557 гг., привлекали к суду за связи с мальчиками, причем во второй раз он был вынужден признаться и приговорен к штрафу и четырем годам тюрьмы. Однако он не только избежал тюремного заключения, но и продолжал пользоваться покровительством высоких лиц и выполнять заказы князей церкви. Когда его враг и соперник Баччо Бандинелли в присутствии герцога Медичи обозвал его “содомитищем”, Челлини ответил: “… Дал бы Бог, чтобы я знал столь благородное искусство, потому что мы знаем, что им занимался Юпитер с Ганимедом в раю, а здесь на земле им занимаются величайшие императоры и наибольшие короли мира. Я низкий и смиренный человечек, который и не мог бы, и не сумел бы вмешиваться в столь дивное дело”( Челлини, 1958, с.418).. Это заявление было покрыто общим хохотом.
Бисексуальный художник явно поскромничал. По его собственным публичным признаниям, он всю жизнь увлекался мальчиками. В юности он “завел общение и теснейшую дружбу” со своим сверстником Франческо Липпи (внуком великого живописца). “От частого общения у нас родилась такая любовь, что мы ни днем, ни ночью никогда не расставались…”. С другим юношей, Пьеро Ланди, “мы любили друг друга больше, чем если бы были братьями”. При расставании Пьеро “плакал, не переставая, и дал мне десять золотых скудо, а я попросил его вырвать мне несколько волосиков с подбородка, которые были первым пушком”. В Риме у Бенедетто возникла “страстная любовь”, “какая только может вместиться в груди у человека ”, к четырнадцатилетнему ученику Паулино; это был “самый благовоспитанный, самый милый и самый красивый ребенок, которого я когда-либо в жизни видел”. Даже Христос снился Челлини “в виде юноши с первым пушком” (Челлини, 1958, с 50-51, 59, 67, 279).
Художник Джованни Бацци (1477 --1549) даже налоговые декларации подписывал своим прозвищем "Содома", под которым и вошел в историю живописи. Английский поэт и драматург Кристофер Марло (1564-1593), по словам приставленного к нему тайного осведомителя, говорил, что "кто не любит табака и мальчиков - дураки". А герой рассказа флорентийского писателя Маттео Банделло (1485-1561) на упреки духовника, что он скрыл на исповеди свои гомосексуальные приключения, ответил: "Развлекаться с мальчиками для меня естественнее, чем есть и пить, а вы спрашивали меня, не согрешил ли я против природы!" (Saslow, 1989).
В ренессансной Италии, как и в средние века, различали разные типы однополой любви и сексуальности. Первым и важнейшим водоразделом была сексуальная позиция. мужчины, которые любили мальчиков, как женщин, не выделялись в особую категорию, это считалось нормальным мужским поведением. Напротив, женственных и “пассивных” мужчин презрительно называли “катамитами”, “кинедами”, “андрогинами” или “гермафродитами”, и это считалось постоянным состоянием.
Споры вызывало соотношение телесных и духовных аспектов любви. Многие гуманисты, например, Монтень, осуждают педерастию и содомию, но воспевают мужскую дружбу, ставя её значительно выше любви к женщинам (дружбу Монтеня с Этьеном де Ла Боэси многие биографы считают гомоэротической). Мужская дружба занимает одно из центральных мест в гуманистической системе ценностей. Поскольку вопрос об её возможной, хотя и не обязательной, эротической подоплеке оставался деликатным, такие отношения предпочитали называть "сократической дружбой" или "платонической любовью", считая их, по умолчанию, духовными ( иногда они таковыми и были) и оказывая им всяческое уважение (Dall’Orto, 1989).
Итальянские гуманисты Пико делла Мирандола и Джироламо Бенивьени даже похоронены в одной могиле. В музее Фицвильямса в Кэмбридже можно увидеть написанные Карло Дольчи портреты сэра Джона Финча (1626-1682) и Томаса Бейнса (1622-1681). Подружившись мальчиками в Кэмбридже, они прожили вместе всю жизнь (когда Финч уехал в Италию, Бейнс последовал за ним) и даже похоронены рядом. В церкви их родного Крайст-колледжа им поставлен общий мраморный памятник с трогательной латинской эпитафией, прославляющей их верную дружбу, в которой современники не видели ничего предосудительного.
Более откровенным эвфемизмом было распространенное в итальянском, французском и английском языках XVI-XVII вв. выражение “мужская любовь”. Иногда употреблялось выражение “мужской разговор” (masculine conversation); слово “разговор” вообще нередко имело сексуальный смысл (Cady, 1992; Forker, 1996).
Многих гениев итальянского Возрождения подозревали или обвиняли в сексуальных связях с мальчиками и молодыми людьми. В большинстве случаев доказать или опровергнуть эти обвинения одинаково трудно: о личной жизни художников сохранилось слишком мало свидетельств, а истолкование творчества - дело довольно субъективное.
О флорентийском скульпторе Сандро Донателло (1386-1466) достоверно известно только то, что он предпочитал брать в ученики красивых мальчиков и по поводу его отношений с ними всегда ходили сплетни и анекдоты, на которые веселый и жизнерадостный художник не обращал внимания. Две его знаменитые скульптуры "Давид" и “Святой Георгий” многим кажутся гомоэротическими. “Давид” Донателло выглядит не библейским героем, а кокетливым андрогинным подростком, странным образом сочетающим мускулистые руки с женственной мягкостью и округлостью бедер; его эротическая соблазнительность еще больше подчеркивается экзотической шляпой и высокими сапогами. Ни до, ни после Донателло никто Давида таким не изображал. Что же касается "Святого Георгия", то в XVI в. на его счет во Флоренции ходила непристойная шуточная поэма, автор которой называет статую "мой красивый Ганимед", расхваливает его телесные прелести и заявляет, что “такой красивый мальчонка” был бы идеальной заменой реального любовника: правда, им можно только любоваться, зато не будет ни измен, ни сцен ревности (Janson, 1967, p.25).
На Сандро Боттичелли (1444-1510) в 1502 г. был написан анонимный донос, в котором его обвиняли в содомии с одним из его подмастерьев, но художник обвинения категорически отрицал и власти даже не начали по этому делу следствия .
Имя Леонардо да Винчи (1452-1519) фигурировало в списке клиентов 17-летнего проститута Сантарелли, против которого в 1476 во Флоренции было заведено уголовное дело, но сам художник, как и прочие клиенты Сантарелли, вопреки тому, что написано в большинстве книг по истории гомосексуальности, ни в чем не обвинялся. Один автор XVI в. писал, что Леонардо любил исключительно мальчиков-подростков не старше 15 лет, но это не доказано.
В отличие от большинства своих современников, Леонардо тщательно оберегал свою личную жизнь от посторонних взоров. Близких женщин у него не было. Многолетним спутником жизни художника был подобранный им в Милане красивый юноша Салаи, который был одновременного его учеником, слугой и подмастерьем. Подобно многим мальчикам этого типа, Салаи был нечист на руку и в конце концов оставил Леонардо, тем не менее мастер любил его и завещал ему крупную сумму денег. После ухода Салаи, художник взял к себе в дом юношу благородного происхождения Франческо Мельци, который был ему чем-то вроде сына, последовал за ним во Францию, оставался с ним до самой смерти Леонардо и унаследовал его огромный архив. О характере отношений художника с Салаи и Мельци ничего достоверно не известно, они вполне могли оставаться патерналистски-платоническими, тем более, что и в творчестве Леонардо очень мало чувственного, оно выглядит асексуальным.
Микеланджело Буонаротти (1475-1564), в отличие от Леонардо, отличался страстным характером. В молодости он дважды подвергался гомосексуальному шантажу и научился осторожности. Когда отец одного юноши, желая пристроить сына учеником к великому мастеру, предложил художнику использовать его в постели, тот с негодованием отверг это предложение. Была ли эта реакция искренней или демонстративной, мы не знаем. Некоторые исследователи считают, что Микеланджело вообще избегал физического секса, будь то с женщинами, или с мужчинами. Однако Микеланджело- художник определенно предпочитал мужскую наготу женской, а в его любовных сонетах, посвященных преимущественно мужчинам (при их публикации в 1623 г. внучатый племянник Микеланджело фальсифицировал их, заменив местоимения мужского рода на женские) явно присутствуют гомоэротические мотивы.
Источником вдохновения для немолодого, а по тогдашним представлениям старого (в момент их первой встречи ему было 57 лет) художника была многолетняя страстная любовь к 23-летнему римскому дворянину Томмазо де Кавальери, которому Микеланджело дарил рисунки и посвящал любовные стихи; учитывая сословную и возрастную разницу между ними, это чувство, скорее всего, оставалась платоническим. Большинство современных исследователей склонны считать Микеланджело гомо= или, по крайней мере, бисексуалом.
Такие же подозрения существуют относительно Микеланджело Меризи да Караваджо (1571 - 1610), который рисовал нежных женственных мальчиков (эрмитажного "Лютниста" и "Торговца фруктами" из галереи Боргезе искусствоведы долго принимали за девочек) и с именем которого связано несколько громких скандалов. Впрочем, и здесь не все ясно(Gilbert, 1995; Puglisi, 1998).
С кем спали и кого любили художники Возрождения, в общем-то, не так уж важно. Существенно то, что реабилитируя человека, они реабилитировали также и гомосексуальное желание и создали замечательные образы обнаженного мужского тела, которые стали идеалом для последующих поколений.
Короли и фавориты
Ренессансное отношение к "красивому пороку", отчасти сохранившееся в Елизаветинской Англии и во Франции XVII в., было сугубо верхушечным, элитарным, типичным для аристократической и богемно-артистической среды, где нормы официальной морали не действовали. Если красивая внешность открывала юноше путь в мастерскую великого художника или в королевскую опочивальню, с какой стати он стал бы упускать такую возможность? Тем более, что это вовсе не было альтернативой семье и браку.
Институт фаворитов, приближенных к королю не столько по праву знатного происхождении и политической лояльности, сколько на основе личной преданности, был нормой придворной жизни XVI – XVII веков. Иногда эти отношения имели гомоэротический характер. Юные миньоны Генриха III Французского, начинавшие свою придворную карьеру в 17-18 лет, которым близость к королю давала им власть и деньги и о женственности которых парижане распевали сатирические куплеты, были завзятыми дуэлянтами и с успехом волочились за придворными дамами (один из них, де Сен-Мегрен, был даже убит за то, что соблазнил герцогиню де Гиз). Генрих III называл их "моя дорогая банда" и писал де Келюсу: "Малыш, я целую твои руки и обнимаю тебя" (Le Roux, 2000, с. 282). Но точно такие же фавориты были и у гетеросексуальных монархов (Solnon, 2001).
Явные и скрытые содомиты пользовались большим влиянием при дворе Людовика XIII (1601-1643) (Lever, 1985;.Oresko, 1989). Сам король с детства боялся женщин, по контрасту с отцом, известным ловеласом Генрихом 1У, его прозвали "Людовиком целомудренным". Его брак с Анной Австрийской был реализован с большим трудом, после нескольких неудачных попыток, в дальнейшем ей пришлось утешаться с кардиналом Мазарини. Фаворитами Людовика XIII последовательно были принц Шарль д'Альбер де Люинь, которым король увлекся, будучи 10-летним мальчиком, юный паж Франсуа де Баррада, Клод де Сен-Симон (отец будущего знаменитого мемуариста), получивший от Людовика герцогский титул, и, наконец, 18-летний красавец маркиз Анри де Сен-Мар, которого сам кардинал Ришелье подобрал королю для укрепления своего влияния, но Сен-Мар неосмотрительно изменил своему покровителю и окончил жизнь на плахе (его сильно идеализированной судьбе посвящен одноименный роман Альфреда де Виньи). Открытыми содомитами были родной брат короля герцог Гастон Орлеанский, сводный брат герцог Сезар де Вандом, принцы из дома Бурбонов отец и сын де Конде, маршал де Грамон и его сын граф де Гиш, герцог де Бельгард, кардинал Людовик де Гиз и многие другие вельможи
Наличие влиятельных покровителей позволяло французским "либертинам", как осудительно называли сторонников свободной, не признающей религиозных ограничений, гедонистической морали, не только удовлетворять свои сексуальные склонности, но и создавать тайные сети дружеских связей, основанных на общности эротических вкусов.
Возникает нелегальная, но и не совсем подпольная гомосексуальная субкультура и традиция. Cборник гомоэротических стихов Теофиля де Вьо (1590- 1626), которого много лет преследовали за связь с юным, на девять лет младше его, Жаком Валле де Барро, переиздавался в XVII в. 93 раза! Де Барро, также поэт и вольнодумец, прозванный "вдовой Теофиля" и "королем Содома", в свою очередь, передал эстафету собственному возлюбленному, поэту Дени Сангену де Сен-Павену (1595-1670).
"Король-Солнце" Людовик XIV, в отличие от своего отца, любил исключительно женщин, но что он мог сделать со своими родственниками и приближенными? Младший брат короля герцог Филипп Орлеанский обожал носить женское платье на балах и карнавалах (в детстве его так наряжали взрослые) и не скрывал своих любовных отношений с графом де Гишем и шевалье де Лоррэном, что не мешало ему быть успешным полководцем, вызывая у короля жгучую зависть. Периодически по поводу “нравов” “Мсье”, как титуловали брата короля, и его окружения возникали громкие скандалы. В 1678 несколько знатных молодых людей ( де Гиш, де Граммон и др.) создали тайный орден, члены которого приняли обет полного воздержания от женщин, кроме как для продолжения рода. Вступлению в орден предшествовал обряд инициации, включавший интимный осмотр тела новичка магистрами. В 1681 г. в орден вступил 18-летний внебрачный сын короля и Луизы де Лавальер, адмирал Франции граф де Вермандуа, который не только все разболтал своим многочисленным друзьям, но и пригласил присоединиться к ордену 16-летнего красавчика и ловеласа принца де Конти. Разгневанный король приказал выпороть графа де Вермандуа в своем присутствии и отправил в ссылку; Конти был отправлен к семье в замок Шантильи, остальные получили выговоры.
Но молодые аристократы продолжали свои дебоши. Однажды, возвращаясь из борделя, "пьяные как свиньи", они попытались изнасиловать приглянувшегося им юного торговца, а когда тот оказал сопротивление, один из нападавших выхватил шпагу и отсек юноше половые органы, после чего хулиганы убежали, оставив жертву истекать кровью. Дело дошло до короля, но наказание было мягким: юный герцог де Ла Ферте получил от короля выговор, министр Кольбер публично выпорол своего сына, а маркиза де Бирана отец срочно заставил жениться.
Вообще знатные люди предпочитали защищать своих отпрысков. Когда в 1722 г. престарелый маршал де Вильруа по собственному почину добился удаления от двора своего внука маркиза д'Алинкура, который вместе с молодым герцогом де Буфлером пытался прямо в парке "содомизировать", с его полного добровольного согласия, третьего юного аристократа, при дворе осуждали не внука, а деда. Племянник маршала принц Шарль Лотарингский сказал ему: "Мсье, не следует дисциплинировать своих детей с помощью короля, для этого есть другие способы; лично я не стал бы ничего предпринимать по такому поводу" (Oresko, 1989, p.109)
Между прочим, эти распутные молодые дворяне были отличными воинами. Военный министр Людовика XIV Лувуа в беседе с королем даже выдвигал в их защиту довод, что содомиты охотно идут в армию, а будь они устроены иначе, они предпочитали бы сидеть дома с женами и любовницами.
Содомитами, причем некоторые - исключительно "пассивными", были знаменитейшие полководцы XVII века: великий Конде, маршал Вандом, который подставлял свой зад буквально всем желающим , не различая чинов и званий, его брат приор Вандомский, маршал д'Юксель, маршал герцог де Вильяр, маршал Тюренн. Прославленный военачальник принц Евгений Савойский с детства отличался женственностью и насколько легко отдавался всем желающим молодым мужчинам, что его прозвали "мадам путана". "Женственные" в постели, эти люди были мужественны в бою и во всем остальном. Хотя на их счет ходила масса скабрезных песенок и шуток, в них сквозило не осуждение, а смех. А то, что простительно маршалам, подавно не зазорно для связанных обетом безбрачия кардиналов и епископов, или всеми нелюбимых крючкотворов-юристов.
В конце XVII в. во Франции распространялось множество скабрезных стихов и эпиграмм, сравнивавших "любовь к женщинам" и "любовь к собственному полу" не столько по полу партнеров, сколько по предпочитаемым отверстиям. На официальном языке такие отношения именовались "грехом", "пороком" или "извращением", в обыденной же речи их чаще называли "любовью к мальчикам", "греческой", "философской", "сократической", "итальянской" или "флорентийской" любовью, "страстью", "склонностью", "вкусами" или просто "нравами". Из-за особой распространенности "нравов" среди католического духовенства, их иронически называли "апостолами ануса", их невидимое сообщество - "братством", "орденом" или "конгрегацией", а самую анальную пенетрацию - "обрядом". Глагол "содомизировать" иногда заменяли словом "лойолизировать", по имени основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолы, сомнительную сексуальную репутацию которого язвительно обыгрывал Вольтер.
Однако шутить на эти темы могли только привилегированные. В Европе XVII-XVIII веков содомия была сословным, классовым преступлением. Анализ французских судебных дел и архивов показывает, что сжигали как еретиков и сажали в тюрьмы исключительно простых людей: текстильщиков, каменщиков, пастухов, парикмахеров, рабочих, виноделов, торговцев (Rey, 1989). Эти люди не умели говорить возвышенно, не называли секс "сократической дружбой", да и сама судебная процедура не способствовала лирическим излияниям. Но иногда со страниц пожелтевших хроник встают трогательные истории настоящей любви. В венецианском архиве сохранилось, например, судебное дело арестованных в 1357 г. двоих гондольеров: они жили вместе несколько лет, имели общее дело, а на допросах оба лгали, пытаясь выгородить не себя, а другого, любимого...
Сходным образом обстояло дело в Англии (Bray, 1982; Bredbeck, 1991; Smith, 1991; Summers, 1992). Закон 1533 г. и елизаветинский закон 1562/63 гг, каравшие акт содомии между мужчинами смертной казнью, применялись к аристократам, только если против них были какие-то более серьезные религиозные или политические обвинения. Содомия была скорее поводом, чем причиной преследований. В 1540 г. лорд Хангерфорд был обезглавлен за то, что несколько лет "содомизировал" своих слуг, но его обвиняли также в измене и ереси. Когда же в 1541 г. в сексуальных связях с учениками и собственным слугой был уличен влиятельный директор знаменитой аристократической Итонской школы Николас Юдалл, его тихо, не лишив церковных званий, освободили от должности, а позже назначили директором другой церковной школы, Винчестерской. Елизаветинские вельможи охотно и небескорыстно покровительствовали смазливым молодым актерам, игравшим женские роли.
Слабость к мальчикам отличала философа Фрэнсиса Бэкона (1561-1626) и его старшего брата лорда Энтони (1558-1601) Об этом сохранились прямые свидетельства их матери, леди Бэкон, которую склонности сыновей сильно огорчали, но для современников это не имело большого значения. Как писал о Фрэнсисе Бэконе (его судейская должность и титул лорда-канцлера казались важнее его философских сочинений) один современник, “он был педерастом. Его Ганимеды и фавориты брали взятки, но его лордство всегда судил secundum aequm et bonum” (по закону и справедливости) (Rowse, 1977, p.68; Norton, 1992)
Непреодолимую склонность к молодым людям питал и сам король Яков I (1566-1625) (Norton, 1992) сын Шотландской королевы Марии Стюарт, который унаследовал эту особенность от своего отца, задушенного заговорщиками, когда он находился в постели со своим любимым пажом. Провозглашенный королем Шотландии под именем Якова У1 мальчик получил хорошее образование, но испытывал острый дефицит в любви. Его мать была занята любовниками и политическими интригами, а грубые шотландские лорды старались урезать королевскую власть. Когда в Шотландии появился его старший (на 20 лет) французский кузен Эсме Стюарт, тринадцатилетний Яков без памяти влюбился в него, назначил лордом-канцлером, дал титул герцога Леннокса. Однако могущественные шотландские лорды, не желавшие делиться узурпированной ими властью, захватили юного короля и, невзирая на его слезные мольбы, заставили под угрозой смерти изгнать фаворита. Король смирился с поражением, научился политическому лавированию, женился на датской принцессе (она осталась единственной женщиной в его жизни) и благополучно произвел на свет нескольких детей, обеспечив тем самым престолонаследие.
Однако его вкусы не изменились
Унаследовав после смерти Елизаветы I английский престол, Яков стал приближать к себе и осыпать милостями красивых молодых людей. Юный шотландец Джеймс Хэй, получивший титул графа Карлайла, не особенно лез в государственные дела и оставил по себе добрую славу в народе благодаря своему добродушию и феноменальной расточительности. Его преемник, Филипп Герберт, удостоенный титула графа Монтгомери, также известен лишь долгами, которые были оплачены из королевской казны.
Следующий фаворит, широкоплечий и длинноногий шотландец Роберт Кэрр, занимавший скромную должность пажа, обратил на себя благосклонное внимание короля благодаря несчастному случаю - в присутствии короля юноша упал с лошади и сломал руку. Очарованный молодым человеком король сделал его своим постельничим и лордом Рочестером, а позже, чтобы помочь своему любимцу жениться на представительнице одного из знатнейших британских родов, дал ему громкий титул графа Сомерсета. Однако новоиспеченный граф оказался слишком честолюбивым, запутался в придворных интригах, попал под суд по делу об организованном его женой отравлении и был приговорен к смертной казни, но, по милости короля, отделался несколькими годами заключения в Тауэре.
Чтобы избежать новых неприятных неожиданностей, придворные приискали королю английского дворянина хорошего рода, двадцатидвухлетнего красавца Джорджа Вильерса, получившего титул графа, а затем герцога Бэкингема. С помощью многочисленной хищной родни Бэкингем управлял Англией до самой смерти Якова I.
Разумеется, Яков 1 не считал себя содомитом. В своем политическом трактате Basilicon Doron (1610) он называет содомию одним из самых "ужасных преступлений", которые монарх никогда не должен прощать. Свои нежные чувства к молодым мужчинам он считал одновременно супружескими и отцовскими. Однажды король сравнил свои отношения с Бэкингемом с отношением Христа к его любимому ученику: “У Христа был его Иоанн, а у меня есть мой Джордж” ( Forker, 1994, p.88)
В письме Бэкингему Яков выражается так: "...Я хочу жить только ради тебя и предпочел бы быть изгнанным в любой конец земли вместе с тобой, чем жить печальной вдовьей жизнью без тебя. И да благословит тебя Бог, мое сладкое дитя и жена, чтобы ты всегда был утешением своему дорогому папе и супругу" (Norton, 1992). Мысль о том, что такое совмещение ролей кровосмесительно, очевидно, не приходила благочестивому и богословски образованному “защитнику веры” в голову. Зато его подданные, особенно пуританские проповедники, нередко сравнивали Якова 1 с Эдуардом П.
гомоэротика в английской литературе
Шекспир
Официальная "неназываемость" содомии не исключала наличия обширной художественной литературы, прямо или завуалированно описывающей и поэтизирующей “мужскую любовь”. Кроме творчества Кристофера Марло, эти чувства особенно рельефно выступают в пасторалях Ричарда Барнфилда (1574-1627) и Эдмунда Спенсера (1552-1599). Пасторальный жанр открывал большие возможности для описания нежных отношений между мужчинами, которые в обыденной жизни вызвали бы насмешки или подозрения. Иногда символичен сам выбор имен. В пасторали Барнфилда “Нежный пастух”, рассказывающей о безответной любви пастуха Дафниса к мальчику Ганимеду литературоведы узнают отношения самого поэта и одного из его соучеников по Оксфорду. Читателям XVII в. этот элегантный гомоэротизм нравился, но в начале XIX в. его стали считать “извращенным”.
Больше всего споров вызывает, разумеется, Шекспир. Биографы до сих пор спорят о характере взаимоотношений драматурга с его знатным покровителем, молодым красавцем графом Саутхэмтоном, которому предположительно посвящены многие шекспировские сонеты. Поскольку достоверных данных о жизни Шекспира нет, биографы стараются извлечь максимум возможного из его произведений. Если принять шекспировские сонеты, написанные от первого лица, за личную исповедь, то поэт явно бисексуален:
На радость и печаль, по воле рока,
Два друга, две любви владеют мной:
мужчина светлокудрый, светлоокий
И женщина, в чьих взорах мрак ночной
сонет 144, пер. С. Маршака
По мнению шекспироведов, первые 126 сонетов адресованы молодому , моложе автора, мужчине благородного происхождения, а последние 28 - черноволосой женщине, возлюбленной автора. Сонеты, обращенные к "смуглой леди" откровенно чувственны. Эротическая привязанность поэта к молодому мужчине менее очевидна: так как многие ключевые слова имеют несколько разных значений, один и тот же сонет можно прочитать и как романтически- дружеский, и как сексуально-эротический ( в переводе эта игра слов полностью утрачивается). По всей вероятности, Шекспир имел в виду и то, и другое.
“Мужская любовь” в его понимании не исключает возможности параллельной любви к женщине, и эта раздвоенность не переживается как нечто трагическое, непреодолимое. Две любви просто существуют в разных плоскостях:
Тебя природа женщиною милой
Задумала, но, страстью пленена,
Она меня с тобою разлучила,
А женщин осчастливила она.
Пусть будет так. Но вот мое условье:
Люби меня, а их дари любовью
сонет 20, перевод Маршака
В отличие от сонетов, в шекспировских пьесах нет явной гомоэротики, но она присутствует там в понятных для современников Шекспира образах верной мужской дружбы, влюбленных друг в друга одиноких пастухов, потерпевших кораблекрушение и переодевающихся в женское платье юношей, влюбленных в мальчиков мужчин, в виде пряных "андрогинных" шуток и т.д. Разная публика могла найти у Шекспира именно то, что ей было нужно.
Молли и либертины
Веселая содомия и бисексуальность представлены и в английской культуре эпохи Реставрации и первой половины XVIII в (СМ. Rousseau, 1990; Trumbach, 1977, 1989). Пример вольного отношения показывал королевский двор. Родоначальник Оранской династии Вильгельм III (1650-1702) вообще не интересовался женщинами, самым близким к нему человеком был его бывший паж Вильям Бентинк, которого король наградил титулом графа Портлэнда; приписывали ему и нескольких других молодых любовников. Его жена, королева Мария, если верить придворным сплетням и сатирическим памфлетам, относилась к увлечениям мужа равнодушно и решительно предпочитала мужскому обществу женское. Королеву Анну связывали сложные многолетние любовно-дружеские отношения с герцогиней Мальборо. Лондон конца XVII в. был европейской столицей мужской проституции. При этом отчетливо различаются два разных типа содомитов: бисексуальные, агрессивно-маскулинные либертины, и женственные, пассивные “молли” (mollies - один из многочисленных жаргонных терминов, обозначающих проституток), обитатели мужских борделей, носящие женское платье, имеющие женские клички, собственный диалект и т.д.
Главный признак либертинов - не особая сексуальная ориентация, а общая распущенность и отрицание морали. Либертины, например, Джон Уилмот, граф Рочестер (1647-1680), считали бисексуальное поведение абсолютно нормальным, даже не пытаясь его закамуфлировать. Они считались одинаково опасными для девочек и мальчиков. Напротив, “молли” образовывали нечто вроде гетто, вербовали соответствующую клиентуру и на них периодически охотилась полиция. Это была первая в новое время городская гомосексуальная субкультура, точнее - подполье. В то же время некоторые носители однополой любви не принадлежали ни к той, ни к другой категории. Это были всеми уважаемые политики и писатели, связанные друг с другом гомоэротической дружбой, которая завязывалась в школе или в университете и нередко продолжалась всю жизнь, как дружба известного поэта Томаса Грэя (1716-1771) и писателя Хораса Уолпола (1717-1797). В свете об этих отношениях знали, но если повода для скандала не было, сплетничать о них было неприлично. Сословная солидарность и закрытые мужские клубы помогали британским аристократам не выносить сор из избы.
Сословно-классовый подход к однополой любви существовал и в других европейских странах. В Пруссии XVIII в. содомитам отсекали голову, а трупы сжигали, причем король Фридрих Вильгельм 1 самолично проверял все приговоры по таким делам, отклоняя любые доводы судей в пользу снисхождения. Но судебная практика была разной. В 1729 г. тридцатилетний пекарь Эфраим Остерман, признавшийся в том, что дважды "отсосал" у 19-летнего подмастерья Мартина Келера, который вскоре после этого умер и смерть приписали “истощению из-за неестественной потери семени,” был приговорен к смерти. А барон фон Аппель, которого собственные крестьяне дважды обвиняли в том, что он насильно содомизировал их, оба раза был оправдан, обвинителей же выпороли за клевету (Steakley, 1989).
По иронии судьбы, сыновья Фридриха Вильгельма I, будущий Фридрих П Великий (1712-1786) и принц Генрих Прусский (1726-1802) тоже питали склонность к мужчинам. Кронпринц Фридрих в юности был весьма миловидным, любил французскую литературу и искусство, играл на флейте и завивал волосы. Солдафон-король ненавидел "женственного" сына, оскорблял и даже бил его. Юный Фридрих пытался бежать из дома со своим другом лейтенантом фон Катте, но заговор был раскрыт и фон Катте обезглавлен на глазах Фридриха, который при этом ужасном зрелище потерял сознание и потом мучился галлюцинациями. Вступив на трон в 1740 г., Фридрих сразу же расстался, не доводя до развода, с навязанной ему женой, и поддерживал теплые отношения с молодыми мужчинами; впрочем, на государственные дела они не влияли. При всей своей воинственности, Фридрих П был одним из самых просвещенных монархов эпохи абсолютизма. Гомосексуальные привязанности принца Генриха были более откровенны и менее разборчивы.
Из более поздних коронованных немецких гомосексуалов следует назвать покровителя Вагнера, романтичного, мистически настроенного и психически неуравновешенного Людвига П Баварского (1845-1886), странная жизнь и загадочная смерть которого до сих пор волнуют воображение художников; его судьбе которого посвящен последний фильм Лукино Висконти “Людвиг”.
www.pseudology.org/Kon/LunnySvetNaZare2/24.htm
-
-
15.08.2009 в 01:14-
-
16.08.2009 в 22:46двойственный комплимент, двойственный...))