Супер Премьер России съездил к Глазунову. Нашел и для искусства время он,
хотя его, как бабы Казанову, на части рвет проблемный регион:
там денег нет у «Русского вольфрама», там пикалевцы стонут без штанов…
Но он нашел минутку и для храма, где русской музе служит Глазунов.
Все в галерее было глазу ново. Задумчиво пригубив оранжад,
премьер страны спросил у Глазунова: «Вот тут лежат… А почему лежат?»
Художник, покосясь на лица свиты и опасаясь чрезвычайных мер,
шепнул: «Борис и Глеб… Они убиты»…
читать дальше— Нет, это путь не наш, — сказал премьер
. — Подобный князь не может быть опорой и обеспечить подданным уют.
Что это за тандем еще, который лежит и ждет, пока его убьют?
Я слышал эту быль, листал анналы — тот инцидент печален и нелеп.
Борис был должен подавать сигналы, посадок добиваться должен Глеб…
Так было бы полезней им и людям. Довольно слабаков и лизунов!
Пусть как хотят, а мы лежать не будем.
— И я не буду, — молвил Глазунов. —
Я тоже, если честно, чуял лажу, читая летописный тот рассказ…
Хотите, я их сразу же замажу?— Нет, пусть лежат… А это что у вас?
Он подбежал своим премьерским бегом к другому полотну.
Смиряя дрожь, художник молвил:— Игорь-князь с Олегом…
— А это что за перочинный нож? — спросил премьер,
указывая пальцем на меч Олега, несколько косой.
— Таким ножом разделываться с сальцем, а если хватит денег — с колбасой.
Вы все-таки подумайте, коллега. Я понимаю, был бы он ничей…
Но это ж символ вещего Олега! Сейчас не время маленьких мечей.
Меч должен быть такой, чтоб враг, покорен, дрожал при виде наших пацанов,
чтоб если обрезать, то уж под корень…
— Я удлиню! — воскликнул Глазунов.
— Сегодня же, буквально до ночлега, он вырастет, как великанья кость,
он станет больше собственно Олега!
— Попробуйте, — кивнул высокий гость.
— Да-да! — воскликнул мэтр подобострастный. — Какой у вас прекрасный глазомер!
Ужасно глазомер у вас прекрасный…— Да, он у нас тово, — сказал премьер.
И, видя, как для мэтра неземного священно все, что вылетит из уст начальственных,
— он имя Глазунова присвоил Академии искусств.
Художник ощутил себя прощенным под этим глазомером ножевым
и даже, если вдуматься, польщенным, но как-то не совсем уже живым.
Благодаря российскому премьеру, чьи жизненные принципы просты,
мы, кажется, вступили с вами в эру особенного взгляда на холсты.
Он поглядит на вас, как анаконда, и спросит вас: «Послушай, эрудит,
вот это кто сидит у вас?» «Джоконда». — «Скажи, а почему она сидит?
За что она посажена, а ну-ка-с? Она налоги, может быть, таит?
Она, быть может, основала ЮКОС?» — «Да вроде нет…»
— «Тогда пускай стоит!
А то, подумай, новая манера — сидеть при первых лицах в двадцать лет…
А что тут рядом?»
— «Спящая Венера».
— «А почему лежит? Работы нет?
Прикрыла срам и где-то там витает, подобная пресыщенной звезде…
У нас тут рук рабочих не хватает, а эта держит руки черт-те где!
А это кто, с расслабленной походкой?»
— «А это Бахус, пьяный и нагой».
— «Нагой? А почему такой короткий? Немедленно приделайте другой!
Назад втяните ваши возраженья, я объясню вам после, тет-а-тет:
нельзя иметь во вражьем окруженье такой короткий суверенитет!»
И на скульптуру мы имеем виды, и Церетели надо обязать
убрать повязку, скажем, с глаз Фемиды, но рот заткнуть и руки ей связать.
Все меры будут спешны и недолги, но нам нельзя без резких перемен…
И не забудьте «Бурлаков на Волге» назвать «Россия, вставшая с колен».
Дмитрий Быков
15.06.2009